Шрифт:
Закладка:
Настя вспомнила: она слышала его имя двенадцать лет назад, в экодеревне и здесь, на поляне среди скал. Вроде бы Павел. А фамилия, значит, Елизаров. У них же с Сэмом одна фамилия.
Вышедший навстречу мужичок в форменной курточке с эмблемой музейного комплекса на спине кинул на Настю заинтересованный взгляд, но, получив от Елизарова несколько купюр, быстро испарился, кинув:
– На премьеру пригласите.
Настя не удержалась, чтобы не повторить недоуменно:
– Премьеру?
Дима, подтолкнув ее вперед, усмехнулся и пояснил:
– Мы сказали, что кино снимаем.
– А врать разве не плохо? Карму не испортите? – съязвила Настя.
– Плохо – упустить возможность, – надменно прищурившись, с напором произнес Дима.
Но тут же наткнулся на тяжелый взгляд Елизарова. Тому явно не нравилась лишняя болтовня и чрезмерная откровенность. Наверняка он предпочитал, чтобы все, кроме него, молчали. Словно жертвенные бараны, которым не положено иметь собственное мнение, которые только и годятся на убой. Лишь бы он сам жил вечно.
Неужели он настолько сильно боялся смерти? Ведь другие тоже жили с этим знанием и справлялись – забывались в делах, в любви, наслаждались каждой минутой. А этот человек готов поверить в сказку, ухватиться даже за сомнительный шанс. Или убежден, что настолько особенный, что достоин большего, что совершит невозможное.
Настя презрительно хмыкнула, за что получила пощечину. Похоже, ее мысли слишком явно отразились на лице и во взгляде и кое-кому очень не понравились.
Во рту появился металлический солоноватый привкус, а кожа вспыхнула от удара.
– Ублюдок, – процедила она сквозь зубы.
Внутри опять поднималась ярость, заглушавшая страх. Нет, разумеется, он до сих пор остался, но уже не был таким всепоглощающим, не сковывал, не давил, как раньше.
Они вошли в пещеру. Ее тоже облагородили, провели освещение.
Та оказалась не такой уж и маленькой. Не просто глубокая ниша в скале, как Настя представляла, а уходящий вдаль проход, то сужающийся, то расширяющийся, ведущий в подземный зал. Пусть и не настолько просторный, как площадка перед скалами, но и в нем запросто уместилась бы небольшая толпа. Даже хватило бы места для костра.
Из зала начинался еще один проход, который, возможно, заканчивался тупиком, а возможно, выводил наружу. Настя не знала точно – в пещере она еще не была. Но они не пошли дальше, остановились.
Дима снял второй наручник со своей руки, защелкнул на свободном Настином запястье, разрешил благосклонно:
– Посиди пока, отдохни.
Настя мазнула по нему неприязненным взглядом. Она ведь всегда с настороженным недоверием относилась к незнакомым людям. Почему его проглядела? Он настолько умело притворялся, раз смог убедить ее в своем простодушии, открытости и доброжелательности? Да ладно бы пострадала только сама, но она втянула в это еще и доверенных ей ребят.
Что с ними будет? Наверняка их тоже опоят какой-то гадостью, заставят танцевать и читать заклинания. А потом? Что с ними сделают потом?
Настя не села, но привалилась спиной к стене. Та показалась почти ледяной. Да и вообще здесь было слишком прохладно, а на ней только брюки, майка и легкая куртка с коротким рукавом. Волоски на коже опять вздыбились, но теперь уже больше от холода.
Она не смотрела, чем занимались другие. Какая разница? Теперь ей тем более не сбежать – они находились в замкнутом пространстве, и Дима почти не сводил с нее глаз, сторожил.
В какой-то момент она даже сомкнула веки, чтобы хоть ненадолго отвлечься от происходящего, попыталась сосредоточиться на мысли: если Миша благополучно добрался до Покровского, Сэм уже в курсе. И ему больше не шестнадцать, теперь он взрослый мужчина. Еще и Николай Васильевич заверял, что он способен помочь. Значит, надо держаться и тянуть время.
Хотя, конечно, Миша мог и не добраться – не нашел дорогу или его перехватили.
Нет, об этом она точно не собиралась думать. Лучше все-таки надеяться. Пусть и на чудо. В этом она не отличалась от остальных людей, вот и повторяла про себя, тоже как заклинание – Сэм ее спасет. Как в прошлом.
Холод быстро проникал под кожу. Настя почувствовала, как внутри рождается дрожь. Не хватало еще затрястись перед этими уродами. Они ведь наверняка решат, что это от страха.
Она стиснула зубы, напряглась, открыла глаза и едва не вскрикнула, обнаружив рядом человека. Тот тоже пришел вместе с ними и ни разу за все время не снял с головы капюшона.
– Пей, – произнес он требовательно, поднес к Настиному лицу флягу с неизвестным напитком, остро пахнущим травами.
С чего бы такая забота? Аромат показался знакомым. Возможно, в других обстоятельствах Настя бы и глотнула – в горле действительно давно пересохло, – но не сейчас.
Она плотно сжала рот, отвернулась, отстранилась, насколько получалось.
– Не хочет – не надо, – прошипел Елизаров, растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал. – Пусть проникается.
Чем именно она должна проникнуться, Настя даже предполагать не решалась.
– Ты будешь чувствовать все, – с нескрываемым удовольствием продолжил он, приблизившись и наклонившись к Настиному уху. – И еще пожалеешь, что отказалась испить, когда тебе предлагали. Но так даже лучше.
– А не боитесь, что я проникнусь чем-то другим? – Настя постаралась встретиться с Елизаровым взглядом. Она уже дошла до той стадии, когда страх не угнетал, не душил, а порождал какую-то отчаянную дерзость. – Что моя кровь вас отравит? Я ведь правильно поняла? Вы приготовили мне роль жертвы?
Она вполне осознавала, что слишком мелко цепляет этого садиста. Все ее уколы как укусы комара для слоновьей шкуры.
– Но у вас все равно ничего не получится. Если вы даже с собственным сыном не смогли справиться.
– У меня нет сына, – вывел Елизаров бесстрастно.
– Потому что вы сами его убили? И все это время считали, что он давно сгнил, как его мать? – Настя хотела рассмеяться, но застывшие от холода мышцы не очень-то слушались. Вряд ли у нее даже улыбка получилась, скорее, тоже кривой оскал. – Только вот… у вас и тут ничего не получилось. Потому что он жив. Слышали? Жив! – повторила она со злорадным торжеством. – И сейчас сюда едет полиция, МЧС, скорая.
– Что ты несешь? – прорычал Елизаров, вперился в ее лицо горящим взглядом.
Все-таки Настя его зацепила. Правда, чем это обернется для нее, она уже не представляла.
Елизаров вскинул руку, обхватил ее подбородок, до боли впиваясь пальцами. Но она и сейчас попробовала улыбнуться,