А ей было все равно. Она сама не знала, чего хотела.

Обожания?

Да!

Поклонения?

Конечно.

Но в меру.

Если она и была способна любить, то как раз только себя.

И не более того…

Не буду рассказывать, чем все это закончилось, умный читатель и сам догадается.

Спрашивается, коль все так очевидно, зачем были потрачено столько времени на сочинение столь немудреного повествования? Да потому, что не верил раньше и сейчас, по прошествии многих лет, в счастливый конец отношений между теми, кто не умеет радоваться и обходиться реальной малостью. В любви, как и в жизни, нет свободы. А кому хочется быть рабом своих чувств? Хотя, как знать, верно, встречаются и такие, но я им не завидую.

К тому же, открою небольшую тайну, была у меня тогда некая знакомая, с которой в общих чертах и списал образ своей героини. Стройная. Энергичная. С чувством юмора. По отношению к другим. Себя она считала чуть ли не эталоном, ни больше и ни меньше… Тот еще экземпляр.

И уж если говорить начистоту, то начинались у нас кое-какие отношения, довольно быстро и неожиданно для меня закончившиеся. Потому мне хотелось, как шахматисту, проиграть ту партию от начала и до конца, только вот на бумаге. Надеялся увидеть свои ошибочные ходы и возможность иного эндшпиля. Воссоздав ее образ и сделав полностью зависящей от моих желаний, вознамеривался заставить ее действовать так, как мне пожелается. То есть срежиссировать ситуацию от начала и до конца. Ведь я — автор. А она всего лишь марионетка в руках кукловода, пусть и не очень опытного.

И что вы думаете? Она, точнее, ее литературный образ не желал мне подчиняться! Так уже было. В реале. Но и литературный виртуал оказался ничем не лучше. Как вы себе такое представляете? Придуманная мной литературная героиня несет полную отсебятину! А автор, понуро опустив голову, печатает то, что она ему диктует?!

Нет, это не наваждение, не бред человека с перекошенным сознанием. На каждую мою фразу она добавляла свою, которую грех было не вписать в текст. Иначе бы вышло фальшиво, неправдоподобно и пошло.

Вот, к примеру. Я, автор, предлагаю ей, стоя на пороге квартиры, зайти и выпить чашечку кофе. Дальше у меня была наготове любовная сцена, завершающаяся если не интимом, то чем-то близким к тому. Так вот, на мое предложение она всегда, повторюсь, всегда отвечала отказом. Я терялся от ее безапелляционности и задуманный сюжет рассыпался в прах. Моему герою не оставалось ничего другого, как попрощаться и уйти к себе.

Зато стоило мне, то есть опять же герою, расположиться удобно у себя на диванчике, как следовал неожиданный звонок, и, открыв дверь, обнаруживал, кого бы вы думали? Конечно ее. Но далее прихожей она и шагу не делала. Сунув мне какую-нибудь книженцию, о которой мы не столь давно говорили, она исчезала. Или в другой раз заявлялась с невинной просьбой позвонить по телефону, тем самым раз за разом искушая меня, чтоб затем исчезнуть, не давая событиям развиваться по нормальному руслу.

Создавалось впечатление, будто бы она только и думала о моем целомудрии, не подозревая, каких усилий стоило мне сдерживать себя. Вполне возможно, она все понимала и умышленно распаляла меня, чтоб затем всласть поиздеваться.

Изначально, только начав сочинительствовать, тешил себе мыслью, как я буду ей командовать, подвергать унизительным испытаниям, и в конечном итоге она сдастся, и рано или поздно последует робкое признание. Пусть не в любви, но хотя бы в симпатии. А дальше все по накатанному сценарию: слезы, вздохи, поцелуи, постель… Чего проще. Все как в настоящих романах.

Ни фига! Если этого не произошло в жизни, в реале, то и на бумаге повторилось то же самое. Моя героиня даже отдаленно не напоминала мультяшную пластилиновую ворону, которую можно мять, тискать, лепить из нее хоть ежа, хоть кролика. Нет, она оказалась совсем из иного материала, хотелось мне того или нет.

Она чем-то походила на бабочку, порхающую над распустившимся цветком, но не желающую на него садиться. Да и я был не тот энтомолог, кто может изящным движением сачка изловить любую кружащуюся подле него особь и, наколов на булавку, пополнить свою коллекцию. Да и коллекция моя тогда состояла все больше из яблоневых плодожорок преклонного возраста, готовых сожрать любого, бросившего на них взгляд невинных глаз. Случалось, залетали на мерцающий свет висящей в моей полупустой квартире засиженной мухами лампочке невзрачные капустницы, быстрые голубянки, жгучие крапивницы и прочие бесприютные существа, исчезающие раз и навсегда ближе к рассвету. День, а то и два в комнате витал неустойчивый запах их дешевых духов, а потом исчезал, как и сама память о тех, кто решился переступить порог моей квартиры. Они знали, на что шли, хотя до последнего момента пытались изображать из себя невинных Золушек, занятых поиском оброненного башмачка. Но кроме стоптанных домашних тапочек мне предложить им было нечего, и они, разочарованные таким невниманием и безнадежностью положения, спешили вовремя удалиться, не задавая лишних вопросов.

Слабый пол, как известно, сильнее сильного в силу слабости сильного пола к слабому… Зато друзья, вваливающиеся ко мне без особого на то приглашения, после нескольких рюмок начинали костерить эту слабую половину человечества, сделавшего их несчастными. И мы поднимали очередной тост за прекрасных дам и других мифических персонажей… Воистину странен этот мир, где двое смотрят на одно и то же, а видят прямо противоположное…

* * *

Мужчина, настоящий мужчина, был и остается охотником.

Неутомимым загонщиком.

Следопытом, крадущимся по следу за своей жертвой.

Невидимым призраком, сидящим в засаде.

Неважно, кто его цель — дикая лань или прекрасная амазонка.

Он, мужчина, — система самонаводящаяся.

Если он ставит перед собой задачу, должен ее выполнить до конца.

Иначе… или он умрет с голоду, или… взорвется от переполняющих желаний.

Он никогда не сдается, поскольку рожден для победы.

Без победы ему не жить, не заиметь потомства, не продолжить свой род.

Женщина — жертва по определению.

От рождения и до смерти.

Так устроен мир, и суть его останется неизменной во все времена.

* * *

Вот и мое повествование лениво вытанцовывалось в ритме старинного контрданса: шаг вперед и два назад… Герой медленно преследовал свою жертву, твердо веря, что рано или поздно настигнет ее. А она, понимая это, умело уворачивалась, но оставалась в черте досягаемости. Казалось, протяни руку — и ухватишь. Не тут-то было. Ловка и хитра, чертовка, никак не удавалось подобраться к