им статьях и исследованиях? Однако в конечном итоге я пришел к выводу, что ничто, касающееся исследуемого мною вопроса, не могло быть сокрыто ни от меня, ни от остального мира, по крайней мере не могло быть сокрыто умышленно. Это было бы попросту невозможным, потому что было бы невыполнимым. Потому как всегда были и остаются трепачи, неспособные держать за зубами известное им, и ведь практически благодаря таким вот брехунам и проливается свет на самые страшные факты из истории человечества, которые иначе продолжали бы скрываться во тьме – не говоря уже о факте существования Маленьких Человечков. Так что, видите ли, доктор, факт существования этих самых Маленьких Человечков мог быть сокрыт от внимания только в одном случае – в виду лишь чистого игнорирования, попросту отсутствия интереса, которое тоже можно рассматривать как своего рода защитную реакцию, как это наверняка и делали древние философы, отказываясь в упор видеть и признавать то, что находилось у них под самым носом, уж настолько оно казалось тревожным, что безопасней для них было просто-напросто не замечать. То есть в случае с Маленькими Человечками способность познания предпочла спрятать голову в песок.

При этом я не сказал бы, что совсем никто никогда ни разу не задумывался о феномене Маленьких Человечков, – наоборот, я уверен, что каждый обязан был бы задумываться об их существовании время от времени. Но подобные размышления никогда не затвердевали в конкретную уверенность и не создавали основу для научных знаний. Прежде чем перо касалось бумаги или же снаряжалась экспедиция, любой исследовательский порыв растворялся в некой суете, и любой гипотетический результат так и не воплощался в реальности (пусть даже в столь скромном размере, что мог бы уместиться на средних размеров полочке в заштатной библиотечке). А если вы возразите, что множество истинных тайн ускользнуло от исследований, так чего уж говорить о самых очевидных вещах прямо у нас перед носом, то я скажу вам мое мнение – это вранье! Потому как можно задаться вопросом – как мы вообще можем знать, будто скрываем от себя некие истины относительно реального положения вещей в нашем мире? Очевидно же – мы можем это знать именно потому, что уже занимались этим ранее. И вдаваться ли мне в конкретные примеры? Многие продолжают этот фарс после того, как некий голос без тени сомнений укажет им на то, что истинно, а что ложно. Ну а я же тогда решил для себя, что время открыть истину еще не настало, и даже неизвестно, настанет ли оно.

Но даже при осознании этого факта, проводя тот день в библиотеке, я краем глаза замечал намеки о Маленьких Человечках, подобно бормотанию на самом краю восприятия. Например, листая книгу по истории (нашей человеческой истории), я заметил упоминание в сноске о Маленьких Человечках, а написано там было следующее – «Конечно, у них нет своей собственной записанной истории». Я ожидал увидеть стандартную ссылку на серьезный научный источник, например, «см. Паулсон», или «см. Хоуворт», или, может быть, «см. Хэйвуд» – как бы я обрадовался, если бы это было так! Но на самом деле никаких подобных сносок там не оказалось – ничего больше не подтверждало того, что Маленькие Человечки не вели записей своей собственной истории. Как же мог столь серьезный ученый допустить столь вопиющий просчет, не приведя никаких подтверждений своему собственному заявлению? Всякое бывает, каждому свойственно ошибаться, но в случае с Маленькими Человечками такой оборот становился вовсе не случайностью, а закономерностью. И вот так целый день одна книга вела меня к другой, и никакого толку в них не было. Отвлекался ли я на вопиющую ложь, или же мелкие частицы истины были столь распылены, что никак не хотели складываться в цельную картину о Маленьких Человечках, или же вообще никого больше и не было рядом с нами в великом фотоальбоме человечества, который сам по себе начинал казаться неполным даже для меня – ребенка, который ранее ничуть не сомневался во всеобъемлющей силе знания о мире (нашем большом мире)?

Целый день я пролазил в библиотеке, от подвальных хранилищ до чердака в самой башенке, и утыкался в один тупик за другим. Утреннее солнце озаряло меня в тот день, когда, преисполненный усердия и взвалив на себя важную миссию, я вошел в библиотечные своды, но затем сгустились тучи, сверкнула молния, капли дождя забарабанили по оконным стеклам громче и громче, а раскаты грома потрясли сжимающиеся стены вокруг меня, превращая их в угрюмые сырые коридоры готического замка, по которым я заметался в поисках выхода. Я дрожал, словно опять оказавшись в ловушке сна, в котором незримые ужасы окружали меня. Больше всего мне хотелось проснуться, но пробуждение не наступило бы до тех самых пор, пока я сам не сбросил бы вуаль неизвестности с одолевавших меня тайн. В озлобленном разочаровании покинув библиотеку, я убежал домой, чтобы провести последующие недели в полнейшем отчаянии и тревожных сомнениях.

* * *

Вскоре после того дня произошло кое-что, что более-менее помогло мне вновь обрести уверенность в себе, при этом я по-прежнему оставался одержим вертоголовыми. До того момента я не имел друзей, и до чего же неожиданным оказалось, что именно тогда у меня появился самый настоящий друг – когда я столь сильно в нем нуждался. И я наконец почувствовал, что начинаю одерживать верх над несчастливыми обстоятельствами.

Произошло это после уроков – после того как пришла пора выбегать из дома в школу утром и затем спешить из школы домой днем, чтобы там настала пора обедать, затем пора делать домашку, затем пора делать кучу других дел, пока не окажется пора спать, чтобы на следующее утро опять вскакивать по будильнику и опять по кругу делать то же самое, что и вчера, целую кучу всех этих «пора». Во всяком случае, в тот самый день я подружился с одним ровесником, и произошло это потому, что я услышал, как он произнес: «Чертовы человечки!» Я спросил его, почему он так сказал. Также я спросил, боится ли он этих человечков так же, как боюсь их я. На что он едва слышно возразил, что вовсе не боится их, но я ему не поверил, так как он сразу же опустил глаза и заковырял землю носком. Затем вновь поднял оживленный взгляд на меня, отбросил обволакивающий его страх и на одном дыхании выпалил:

– Не боюсь я этих тварюшек-куклюшек, а просто ненавижу!

В ответ я улыбнулся:

– Я называю их вертоголовыми и тоже ненавижу!

Мы сразу