однократно, превращая зелёный луга в грязные, вывернутые комья земли. Синеву неба в клубы едкого дыма. А красивые города в руины, смешивая разбитые камни с частью человеческих тел. И сейчас, она готова была поступить с миром, так же, как поступала всегда, если бы не нога Петрика, прижавшая её к земле, как прижимают голову ядовитой змеи. И Петрик давил эту голову, не давая ей подняться. Давил, не позволяя смерти покинуть своё логово. Сконцентрировав все свои усилия на ступне. Петрик стоял, не двигаясь, глядя как солнце, описав круг, медленно скрывалось за лесом. Нога отекла, и казалось, стала чужой, и только ледяное покалывание, ещё давало ощущение, того, что это его нога. Петрик стоял, вдавливая пружину глубоко в землю.

Вскоре солнце село, и ночная сырость стала пробираться под одежду. Озноб проникал глубоко в мышцы, судороги сводили их, и острая боль, словно бритва, рассекала мышцы поперёк. В голове был туман, в ушах шум. Во рту сухость и привкус свинца. Разноцветные круги плыли перед глазами. Петрик покачивался, словно одиноко стоящий одуванчик. Мысли были бессвязными, и рваными, яркими, разобщёнными образами, они то и дело, вспыхивали в голове, так например Петрик, вспомнил свой выпускной. Он почему-то возник перед ним, большим белым бантом, который раскачивался на, чёрной, как смоль косичке, Лизы, она просидела с Петриком за одной партой пять лет, а на выпускной пришла с двумя, большими, белыми бантами.

Потом, перед Петриком, загорелась, рябина, ярко-красными гроздьями. Она алела на снегу, словно капли собачьей крови, которые высыпались, из разодранной, волком, шкуры, дворового пса Васьки. Петрик знал Ваську, с детства, когда он ещё был коричневым, округлым щенком, с большими, висящими ушами. Потом был жар, Петрик лежал, укутанный в одеяло, а мама, смачивала ему, пересохшие губы, лимонным соком. Потом всё смешалось, и перед Петриком снова возникла просека, живая, подвижная, тянущаяся, к солнцу, и качающая своими зелёными макушками. В ветвях щебетали птицы, в траве стрекотали кузнечики, а над желтоглазыми ромашками, порхали бабочки, вдруг всё разлетелось, в одно мгновение, землю вывернуло наизнанку, а небо заволокло чёрным, едким дымом. И просека превратилась в горящую пустыню.

Петрик стоял в самом центре огня, и смотрел, как смерть проникает во всё, что ещё только минуту назад, было наполнено жизнью. Во всё, что казалось ему, верхом совершенства, что пробуждало в нём всё самое лучшее, что в нём было, и теперь это, превращалось в пепел, В пепел, кружащий вокруг Петрика.

Полоска белого тумана заполнила просеку, когда видения схлынули, и Петрик, почувствовал как утренняя дрожь, пробирается по спине. Нога отекла, и Петрик уже не ощущал её. В голове было пусто и темно. Усталость победила страх смерти, и Петрик, думал только о том, что бы лечь в густую траву, и заснуть. Заснуть, что бы больше никогда не просыпаться. Он качнулся и стал медленно оседать. Упругая пружина, почувствовав слабину, толкнула Петрика в ступню. Онемевшая нога, загудела, как гудят натянутые провода, передавая уставшему мозгу, сигнал предостережение. Образы пылающей просеки, снова вспыхнули перед Петриком — Нет! — закричал Петрик, осипшим голосом, и сильнее вдавил пружину в землю. — Я не позволю бессмысленному куску железа набитому тротилом, уничтожить просеку наполненную жизнью. Миллионы лет потребовалось, что бы создать мир, пронизанный шелестом травы и щебетанием птиц, и всего лишь мгновение, что бы уродливая, глупая машина, уничтожила всё вокруг. Я буду стоять тут до тех пор, пока у меня хватит сил, а когда я обессилю, то упаду на тебя, слышишь меня, мина? Я не позволю тебе, уничтожить, эту просеку. — Петрик крикнул это так громко, что бы мина услышала его, и что бы смерть, затаившаяся в ней, поняла, что ей не победить жизнь.

— Петрик. — Хрустнула ветка, и на просеку вышли два бойца.

— Мина — прохрипел Петрик, указывая себе на ноги.

— Не двигайся, я сейчас. — Боец подошёл к Петрику, и осмотрел мину. — Давно ты здесь?

— Со вчерашнего дня.

— Вставай с неё, тихо.

— Я не могу, она разнесёт тут всё.

— Не разнесёт, если сразу не взорвалась, то уже не сработает. Вставай.

Петрик медленно оторвал ногу от пружины, та щёлкнула, и застыла. Петрик сделал несколько шагов, и повалился в траву. Тонкие, стебли щекотали ему лицо, запах цветов, наполнял ноздри, а зелёные кузнецы пели ему осанну.

Уже потом, в роте, когда Петрик рассказывал, как стоял на мине, и как твёрдо решил, что не позволит мине, сжечь просеку. Бойцы смеялись, и говорили — ай да, Петрик, заговорил мину. Надо бы его, Петрика определит в роту сапёров. Он бы тогда все мины заговорил. — Петрик улыбался, и думал, о том, что хорошо, что всё так закончилось. А просеку, с тех пор стали называть, просекой, имени Петрика.

Тахир, что значит чистый, непорочный

Огромная жёлтая дыня висела прямо над его домом. Старое абрикосовое дерево, раскинув ветви, роняло свои плоды. Они летели сверху в низ, и разбивались о крышу, разлетаясь оранжевыми брызгами по тёсаным доскам веранды. Круглый, пузатый тандыр, глядел своим единственным глазом, на расстеленное ковром небо. Утыканное, бесчисленным множеством, маленьких и больших звёзд. Пахло ночной свежестью спустившейся с гор, и печёными лепёшками завёрнутыми мамой в полотенца.

Возня и блеянье баранов не давали ему уснуть. Он лежал и смотрел в огромное небо, усеянное звёздами, и думал. Есть ли там, в большом звёздном мире другая жизнь и насколько она отличается от жизни в их маленьком пропахшем лепёшками и айраном кишлаке. Звезды мерцали, и казалось, отвечали ему, пока, наконец, не смешивались и не растворялись, в уходящем в страну снов, сознании.

Рашидов Тахир угыл Юсуфович 2000 года рождения. Место рождения: Узбекистан, Посёлок Тахмач Каракульского района Бухарской области. Приехал в город. Санкт- Петербург 13 января 2018 года. С целью устройства на работу. Клавиши клавиатуры мерно постукивали в такт ровной и текущей где то в стороне речи следователя. На оконном стекле в квадратах металлической решётки переплетались между собой ледяные узоры, протянутые тонкими морозными нитями.

Нити, сплетаясь между собой, образовывали цветной узор. Если нить обрывалась, мама вплетала её снова. Она сидела под деревом за старым бабушкиным станком. И пела тихо и задумчиво, словно надтреснутая дудка из камыша. Узоры сплетались один за другим, иногда мама останавливалась и о чём-то думала.

— Тахир — Позвала она. Тахир иди ко мне.

— Что мама?

— Ты знаешь, что означает твоё имя?

— Нет, мама.

— Оно означает — чистый, не порочный. Постарайся, держать себя в чистоте не марай своё имя.

— Хорошо