Лунвэй вслушивался в её голос, находя его прелестней любой музыки. Мара коснулась его груди — кровавое пятно выступило на потрёпанном халате старца. Всматриваясь в багровые капли, Богиня изогнула бровь.

— Ты не выполнил своего предназначения, — шепнула она. — Не я тебя создала, не мне тебя забирать, да в свои владения не впущу боле.

Мара сомкнула ладони — яркий свет вырвался из её груди, стирая воссозданный мир. Неведомая сила подхватила колдуна, понесла прочь. Рода ощутила, как сила Мары утягивает и её. Пытаясь найти Аделю, богатырша закрутилась в слепящем свете. Увидев знакомые черты, вытянула руку. Почувствовав, как жрица коснулась её ладони, Рода попыталась ухватиться, но сияющий поток подхватил богатыршу, словно сухой лист увлёк за собой.

* * *

Запах хвои ударил в нос, сырой воздух наполнил грудь. Лунвэй впился руками в колючие ветви, сбросил с себя, не осознавая, где находится. Страх сотрясал тело, поглощая даже боль. От надрывного крика закладывало уши. Старик не сразу понял, что этот крик принадлежит ему самому. Противный привкус соли и железа заполнил рот. Выплёвывая кровавые сгустки, Лунвэй закрутился на травяном настиле. Приступ рвоты завершил попытки отделаться от мерзких сгустков. Отдышавшись, колдун приподнялся на локте, осмотрелся — лес, болото. Нервный смех вырвался из груди, но тут же иссяк, поглощённый сильным кашлем. Обняв трухлявый пень, старик пытался восстановить дыхание. Страх всё ещё бился в висках, холодил спину.

«Неужели я в плотном мире? Неужели я вернулся?»

Колдун закопался в суме, позвякивая всевозможными склянками. Нужный бутыль нашёлся не сразу. Подозрительно взглянув на мутные стеклянные бока, Лунвэй откупорил пробку, жадно выпил содержимое. Кашель вновь сотряс грудь, казалось, что глотать нужно учиться заново.

«Ну ничего, — подумал он, — раз вглубь больше нельзя, то буду охотиться на мели».

Вцепившись в пень, старик оторвал кору. Жирные личинки предстали перед ним. Улыбнувшись своей находке, Лунвэй поддел их дрожащей рукой и сразу же запихнул в рот.

«А эти девы хороши, — прожёвывая извивающийся завтрак, подумал старик, — особенно та, что живая. Сильная, красивая… Эх, был бы я хотя бы на полвека моложе…».

* * *

Крошечным цветком горела лучина, стараясь выгнать мрак из тёмной опочивальни. Её скупой свет касался мужественных черт хозяина, являя печаль на его лице. В комнате Волот находился не один. Сидя на кровати, уперевшись затылком в стену, витязь пытался объяснить другу что же его терзает.

— Глас… он изводит меня. Звучит из Нави, я не могу до него добраться.

Широкая тень подалась к лучине, слабый огонёк отразился в медовых глазах.

— Ты не войдёшь в Навь, — сказал Баровит. — А коли войдёшь, то не воротишься.

— Знаю.

— Глас один али их много? — подумав, спросил Зорька.

— Сначала нянька звала, — пытаясь вспомнить каждую мелочь, заговорил Волот, — опосле глас стал чужим, раздвоился.

Баровит приблизился к другу, всмотрелся в его глаза. Долго прислушиваясь, всматриваясь в серую радужку, пытался уловить присутствие потустороннего.

— Нет рядом с тобой никого из Нави, ни почивших пращуров, ни посланников Мары, — заключил Зорька. — Значит, к тебе взывает живой человек.

— Нянька? — нахмурился Волот.

— Мало кто, окроме неё, смог бы взывать к тебе.

— Отчего она к тебе не взывает? — ещё больше нахмурился витязь.

— По крови зовёт, — выдал друг.

— Как? — ухмыльнулся Бер. — По крови мы не родня.

Баровит задумался, вновь прислушался к ощущениям.

— Отчего-то мне всегда казалось, что ты её кровь.

— Отец наш ей брат по духу, аки я тебе, — покачал головой Волот. — Как бы сильна ни была моя с ней связь, да всё ж того мало, дабы с Той Стороны дозваться.

Пристальней всмотревшись в лик друга, Баровит недоверчиво прищурился. Может, его обманывала память, но что-то общее было у Волота и Родославы. А может, и нет. Вздохнув, витязь сжал плечи названного брата, заговорил вкрадчиво:

— Глас не стихнет. Как бы ты от него ни бежал… С Той Стороны ничего зазря не доносится, всё свою причину имеет. Посему либо внемли гласу, либо отрекись от связи с Навью.

— Да я пытаюсь найти глас, — прохрипел Волот. — Тревожно на душе от него, вот токмо найти его не могу.

— Ты не должен его искать, — удивившись словам друга, сказал Баровит, выпрямился во весь рост. — Ты должен ждать его в межмирье. Грань между живым миром да миром пращуров переступать не можно. Коли нянька заплутала в Нави, ты должен помочь ей найтись.

Округлив глаза, Бер слушал Баровита и не понимал, почему сразу не рассказал ему всё, что не давало покоя неделями.

— Как помочь? — готовясь услышать что угодно, проронил витязь.

— Позови её, — словно ответ лежал на поверхности, улыбнулся Зорька. — Войди в межмирье, как токмо услышишь зов. Остановись у грани да призови её.

— Как? — теряя терпение, прошипел витязь.

— Кого Ведагор учил, меня али тебя? — удивился Баровит. — Княжну моли свести вас.

Вновь коснувшись спиной стены, Волот горестно улыбнулся.

— Тебя тому мать моя обучила? До сих пор помнишь?

— Она тебя ложкой кашу есть учила. За столько лет не позабыл как? — рассмеялся Баровит. Посерьёзнев, витязь добавил: — Такое не забудешь, оно часть меня, аки говорить али спать… Тебе тоже надобно спать, посему ложись. Смотреть на тебя страшно, аки тень бродишь.

Рухнув на ложе, Волот закутался в одеяло — Баровит был прав, сил почти не осталось. Сон сжимал объятия, утягивая витязя в блаженное забытье.

— Благодарю тебя, брат, — вымученно улыбнулся Волот.

— Не надо, — улыбнулся Баровит, отворив дверь. — Для тебя я рад стараться. Спи крепко.

— Ты тоже, — шепнул Бер, проваливаясь во тьму.

Осторожно закрыв дверь опочивальни, Баровит вошёл в свою. Охотно опустившись на широкую кровать, витязь улыбнулся приятной неге, окутавшей тело. Да, мягкая перина не чета простой лавке. Развязав пояс, Баровит хотел стянуть с себя рубаху, но странный звук заставил замереть, прислушаться. Тихий, едва уловимый стон за стеной отозвался тревогой в сердце. Вскочив с постели, Баровит бросился в Умилину опочивальню. Толкнув дверь, остановился посреди комнаты — на кровати, свернувшись ежом, лежала Умила, рыча в подушку. Осторожно коснувшись плеча, Баровит развернул девушку к себе.

— Что стряслось? — спросил он, но ответ явился сам собой. Омуженка сжимала ключицу, пытаясь восстановить дыхание. Убрав её руку, Баровит положил ладонь чуть выше груди. — Снова ноет?

— Мучает, — прохрипела Умила.

Рана была давнишней и не очень серьёзной, но давала о себе знать часто и остро. Боль сковывала грудь, пронзая рёбра, не давая дышать. От неё немела левая рука, судорога сводила мышцы. Боль лишь усиливалась, не давая покоя.

Баровит вопросительно посмотрел на Умилу, коснувшись ворота её рубахи. Девушка молча кивнула. Он