до семидесяти! Немилосердно палило солнце, казалось, что стоишь у доменной печи. Каждый глоток воды был на вес золота. Машины по ступицу зарывались в песок, а песок простирался от горизонта до горизонта. Песчаные бури, казалось, выкалывают глаза.

«Много лет там не ступала нога человека, так много, что караванный путь исчез под толщей песков. И какой полководец осмелится на погибель себе повести через страшные сыпучие пески армию?»

Это писал военный министр Маньчжурии генерал Син Жи-Лян, пугая возможного противника. Но он не знал, что такие военачальники, как Малиновский и Плиев, были не из пугливых. Конно-механизированная группа, преодолевая все трудности, упорно продвигалась вперёд, к Калганскому укреплённому району.

Район этот сразу трудно было и разглядеть. Вначале впереди показались едва приметные пологие курганы, поросшие ковылём, груды камней, серые юрты... Курганы же на поверку оказались железобетонными дотами, а юрты — дзотами. К ним вели хитроумные подземные ходы, рядом располагались замаскированные склады, жильё. То, что бойцы Плиева вначале приняли за выжженные солнцем полосы лебеды, оказалось проволочными заграждениями, за которыми были устроены противотанковые заграждения, рвы, минные поля. Ко всему прочему — траншеи полного профиля с ходами сообщений. А для пущей неприступности Калганский укрепрайон своими флангами упирался в Великую Китайскую стену.

Плиеву вспомнилось, что как-то раз, ещё до начала боевых действий, Малиновский рассказал ему весьма занятную историю. Николай II пригласил высокого сановника феодального Китая Ли Хун-Чжана, начавшего свою карьеру с подавления Тайпинского восстания, на свою коронацию. Сановник отправился в Москву с огромной пышной свитой и... гробом — на случай смерти в долгом пути. Ехали на верблюдах, основной караван состоял из многочисленных повозок — тырок, запряжённых быками. Оси у тырок были изготовлены из дерева, не смазывались, и потому над всей пустыней на много вёрст окрест стоял оглушающий скрип.

Вспомнив этот рассказ, Плиев рассмеялся. Уж слишком забавная история!

Да что там министр Син Жи-Лян! Ведь даже собственный начальник штаба, не воевавший на западе, а всё время прослуживший на Дальнем Востоке и постоянно хвастающийся тем, что отлично знает местный театр военных действий, не раз спрашивал: «Неужели вы и впрямь думаете, что по пустыне Гоби можно наступать со скоростью сто километров?» А получив в очередной раз положительный ответ, восклицал: «Пустыня Гоби — это же не Европа!»

— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним! — спокойно реагировал Плиев. И ставил очередную задачу: — В основе нашего наступления — борьба за время и пространство. Не давать противнику опомниться, бить его по частям. Темп должен быть предельно высоким, иначе противник подготовится к контрударам, и в результате мы получим затяжные бои. Боевой порядок — ромб. Впереди ударная группировка, уступом вправо и влево — усиленные кавалерийские дивизии второго эшелона, сзади — резерв. Все передвижения — только ночью.

Впрочем, последнюю фразу можно было бы и не произносить: днём — раскалённая пыль и раскалённый воздух, видимость — нулевая.

Однако приказ приказом, а пустыня Гоби — это пустыня смерти. Именно это как раз и обозначает слово «Шамо»! Спасают монгольские лошадки — низкорослые, терпеливые, с сильными ногами и прочными копытами. Одна незадача: сено и овёс оказались для них в диковинку. Пришлось приучать. И коновязь они увидели впервые в жизни. По первости гневно отворачивались от овса, а как поголодали, начали хрумкать с превеликим удовольствием! Куда хуже складывалось положение с водой: большинство колодцев было отравлено. А требовалось этой самой воды аж несколько сот кубометров в сутки!

Но разве есть в мире что-то такое, чего не сумел бы преодолеть и осилить русский солдат? И войска Плиева продолжали наступать. Вместе с монгольскими войсками.

Малиновский заранее предупреждал Плиева:

— Учтите, Исса Александрович, это будет впервые в истории нашей армии: слияние регулярных войск двух стран под единым командованием. Вашим заместителем по монгольским войскам назначен генерал Лхагвасурэн, а политическое руководство возложено на генерал-лейтенанта Цеденбала. Надо, чтобы все монгольские товарищи почувствовали в советских воинах искренних друзей. От вас лично многое будет зависеть в укреплении этой дружбы. Это придаст вам силу.

Что верно, то верно: бои в огненном пекле спаяли советско-монгольскую дружбу...

Уже к 14 августа передовые части Забайкальского фронта продвинулись на 400 километров и вышли в центральные районы Маньчжурии, стремительно приближаясь к её столице Чанчунь и к крупному промышленному центру Мукден. Войска 1-го Дальневосточного фронта, ведя наступление в труднодоступной горно-таёжной местности, прорвав сильно укреплённую оборону, напомнившую командующему фронтом генералу К.А. Мерецкову финскую «линию Маннергейма», продвинулись вглубь Маньчжурии до 150 километров и повели бои на подступах к городу Муданьцзяну. Войска 2-го Дальневосточного фронта генерала М.А. Пуркаева завязали бои на подступах к Цицикару и Цзямусам. В результате менее чем за неделю Квантунская армия оказалась расчленена на части.

Подводя первые итоги наступления, Василевский особо отметил пограничников.

— Пограничники оказали войскам Дальнего Востока поистине неоценимую помощь, — говорил он Малиновскому. — В первые же дни Маньчжурской операции они вместе с полевыми войсками атаковали и ликвидировали пограничные опорные пункты, бок о бок с регулярными частями преследовали противника, охраняли коммуникации, штабы, важные объекты и тыловые районы полевых войск.

— Да, мне на днях доложили о действиях Джалинского пограничного отряда, — согласился Малиновский. — Командует отрядом очень толковый офицер Попов. Его отряд уже в первом бою уничтожил пятьдесят японцев, из них тринадцать офицеров, сто пятьдесят взял в плен. А позже джалинцы уничтожили полицейский пограничный отряд, два районных и одиннадцать малых пограничных отрядов, три погранпоста, девять отдельных войсковых групп и два парохода. Отряд полностью изгнал противника с территории в четыреста двадцать семь километров по фронту и до девяноста километров в глубину, занял двадцать четыре населённых пункта. И ко всему прочему, захватил большие трофеи: военную технику, оружие, боеприпасы, продовольственные и вещевые склады, четыре баржи с грузом. Короче говоря, славно потрудились ребята-пограничники.

— И другие пограничные отряды тоже славно воюют, — добавил Василевский. — И командиры у пограничников прекрасные, достаточно назвать генералов Зырянова, Никифорова, Шишкарёва...

Наступательная операция всех трёх фронтов развивалась чётко по плану. 17 августа главнокомандующий Квантунской армии генерал Ямада, осознав бесполезность сопротивления, отдал приказ начать переговоры с советским Главнокомандованием на Дальнем Востоке. К этому времени уже были высажены советские воздушные десанты в Мукдене, Чанчуне, Порт-Артуре, Дальнем, Харбине и Гирине, вслед за ними в Мукден, Чанчунь, Порт-Артур и Дальний ворвались передовые отряды и соединения 6-й гвардейской танковой армии генерала Кравченко.

Маршал Василевский направил генералу Ямада радиограмму:

«Штаб японской Квантунской армии обратился по радио к штабу Советских войск на Дальнем Востоке