Шрифт:
Закладка:
Для нее все начиналось как банальная женская месть Петьке. А похотливый начальник оказался самой ближайшей и давно готовой кандидатурой. Ей было все равно с кем.
Женя так долго и, как выяснилось, совершенно зря отказывала себе в самом необходимом — если не любви, так хотя бы страсти. Ей не нужны были отношения. Вместе с Петькиными фотографиями сгорели и стыд, и чувство долга, и последние страницы ее большой и, как оказалось, единственной любви.
Кулички
Котька ушел со своей любимой «Январки». Точнее, жена настояла.
— Зиночка, ну зачем сейчас-то? Сколько мне там до пенсии осталось?
Но Зинка была неумолима. Да и о чем говорить, когда ютишься вчетвером в крошечной комнатке с двумя дочерями-подростками. Еще пару лет, и не ровен час зятя притащат. А в судоремонтном и зарплата поприличнее, и у моряков (да не спорь!) можно что-то прикупить в семью, и главное, что семейные рабочие и служащие Первого судоремонтного после смены строили себе дома. Ну как строили? Помогали строителям управиться быстрее и не за бесплатно, а за будущую квартиру. И что из того, что это задница мира и задворки Одессы на Пятой Фонтана в стороне и от моря, и от цивилизации? Зину такие мелочи вообще не волновали — хоть к черту на кулички! А там до трамвая дойдем.
Через полгода писем и второй Котькиной смены случилось долгожданное — на Мачтовой закончили фундаментные работы и приступили к сооружению трех одноэтажных домов по четыре квартиры в каждом. И плевать, что это непонятно где, если тебе положена двухкомнатная.
Ну как же так?
— Ксения Ивановна, срочно возвращайтесь в Одессу! — влетел на территорию рыбхоза начальник опорного пункта милиции Черноморки, где Ксеня сегодня принимала у местной рыболовецкой артели спецзаказ.
— И где у нас случилось? — отозвалась она.
— Там ваш муж! В Еврейской больнице. Товарищи перезвонили. Его только что из Коминтерновского района срочно доставили. Товарищу Ильинскому там плохо стало.
Ксеня не станет ждать и снова, как двенадцать лет назад на Хоэ, отдав точные распоряжения по доставке рыбы, помчится на служебной машине на Молдаванку. Сансаныч, инспектируя весь Коминтерновский район, обычно уезжал на два-три дня и отбыл только вчера. Значит, случилось что-то страшное. В приемном отделении ей сначала сказали ждать, но, увидев двух милиционеров в сопровождении, выдали белый халат и отправили в хирургию. Там метался по коридору водитель Ильинского.
— Он на операции. Говорят, гнойный аппендицит.
— Фух, — Ксеня выдохнула, — с аппендицитом Ильинский справится!
От курлыкающего на суржике расстроенного водителя она быстро выяснила, что Сансаныч перед обедом жаловался, шо брюхо тянет, и поесть, наверное, надо, а через час на обеде у председателя вдруг просто переломился пополам и взвыл от боли. А пока везли, сказал, что вроде отпустило, велел домой везти. Но потом возле дома опять болеть начало, и мы уже сюда. И так все хорошо было — и не ел ничего такого в дороге, шутил, семечки у меня отобрал, говорил, ты вкуснее всех жаришь, с солью. А я их страсть как люблю и ему дал…
— Да успокойся, — Ксеня присела в коридоре. — Все будет хорошо.
Дверь операционной открылась, вышел дежурный хирург и, пряча глаза, пошел к Ксене, которая, подхватив сумку и фирменно улыбаясь, шла к нему навстречу.
— Здравствуйте, наш спаситель, давайте знакомиться…
— Здравствуйте, — перебил ее врач. — Вы жена?
— Да — продолжала сиять Ксеня.
— Товарищ Ильинский… скончался. Мы сделали что могли. Не успели. Перетонит… Необратимая стадия…
— За что?!!! — Ксеня сползла по стенке. — За что?!! — орала она в потолок и билась затылком в стену. — Почему?!!! Почему, Саня?! Почему?!!!! Ему же сорок восемь всего! Нет!!!! Да отойдите от меня!!!!!
Она прикусит батистовый платок с вышитой монограммой и затрясется уже беззвучно. Кто-то из медсестер примчится с водой. Ее поднимут, попытаются усадить и дать валериановых капель.
Но младшая Беззуб уже придет в себя и размажет ребром ладони слезы.
— Так, всё. Хватит. Я в порядке. Я могу его увидеть?
— Вообще, сейчас не положено, — робко начнет врач, но, покосившись на милиционеров, которые будут двумя истуканами стоять у нее за спиной, вздохнет и откроет дверь.
Ксеня медленно подойдет к операционной кушетке и поднимет простыню.
— Сашенька… Сашенька мой любимый… — Она поцелует его в щеку. — Ну как же так?
Всхлипнет и выйдет в коридор:
— Когда я смогу забрать те… забрать моего мужа?
Восьмого марта — по традиции — сестры собрались на Мельницкой.
— Девочки, как хорошо дома! — откинулась на стуле Ксеня. — Как в детстве, помните?
— И чего сейчас хорошего? — вяло отозвалась Лида.
— Ты просто пенсионерка, уже не помнишь и видишь хуже, — хихикнула Анька.
— Очень красиво! А еще сестра родная! — оскорбилась Лидка. — А я им подарки привезла.
— Да ты что?! — удивилась Женя. Лидкина скупость с годами только прогрессировала. — Ну давай, удиви нас.
— Дамы, — Лида выдержала торжественную паузу и достала из сумки несколько узких билетиков, — дамы, имею честь пригласить вас на торжественное мероприятие в честь юбилея Николая Николаевича.
— У Николеньки день рождения?
— Да нет. Праздник в честь его отца, профессора, выдающегося русского психолога Ланге.
— Так… — Женька нахмурилась, — он же старый, как… копыто мамонта. Он же старше Лёльки был.
— И что? Работы его научные остались, ученики.
— Так он что, помер? Когда? — ахнула Анька.
— Ой, вспомнила! Да еще в двадцать первом, — отмахнулась Лида.
— Ишь ты! — хмыкнула Женя. — А нас даже на похороны не позвала.
— Та можно подумать, ты его при жизни знала!
— Ну не знала, а пирожков бы поела, — бросила Женька. — А сейчас чего зовешь? Думаешь, я его работы вечерами перечитываю?
— Можешь не приходить! — вспыхнула Лидка. — Вот ведь! Предлагаешь культурное мероприятие, знаковое! А ты выкобениваешься. Я, между прочим, про вас думаю! Это же кошмар!
— Ты? Про нас? А что кошмарного-то?
— А то, что все поголовно неустроены. А вам давно не семнадцать и даже не тридцать. — Она сделал паузу и совершенно трагическое лицо и шепотом добавила: — И уже не сорок… Кавалеров и так осталось с гулькин нос, а вы уже практически чернослив, и заметьте — тоже не самый свежий.
— А Ланге нам расскажет, где мужиков взять? — расхохоталась Ксеня.
— Ну за тебя я спокойна — у тебя хоть голова варит, — ответила Лида. — А эти две престарелые чекистки совсем на себя рукой махнули.
