– Я не бабочка. – Я нахмурилась, понимая, что и он, и мои подруги были правы. Я начала испытывать к нему чувства. Подхватила «вирус Хантера». Но всякий раз, когда мы оказывались близки к тому, чтобы между нами возникло что-то хотя бы отчасти настоящее, я отдалялась.

А теперь у меня появилось желание бросить вызов его отцу и его глупому соглашению.

Нарушить обещание.

Окунуться, оторваться от земли, совершить непоправимую ошибку.

Хантер повернулся ко мне спиной, принимая решение за нас обоих.

– Ты моя бабочка, Сейлор. И пускай я не плоть и кровь Джеральда, не сомневайся: когда я наконец поймаю тебя, то тоже непременно захвачу.

Шестнадцатая

Сейлор

Вскоре Хантер уехал, взяв мою машину и не утруждая себя прощаниями. Я его не винила. Было бы подозрительно, если бы мы уехали вместе после того, как я вступилась за него, а потом мы оба пропали почти на полчаса. К тому же мои родители были рады подвезти меня до дома. Всю дорогу они донимали меня вопросами о Хантере, но мне все равно было приятно с ними пообщаться. Я заметила, что они спросили о моем плече из беспокойства, и об Эшлинг, Перси и Эммабелль, но не стали говорить со мной о стрельбе.

– Даже не спросите, как проходят тренировки? – Я шмыгнула носом на заднем сиденье, ища тему, не связанную с Хантером. Папа встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида и кивнул маме.

– Рыжая, твой выход.

– Мы думаем, тебе стоит поступить в летнем семестре в следующем году, – выпалила она быстро, будто срывая пластырь.

– Что? Зачем? – спросила я. Родители всегда поддерживали мое ремесло, даже если беспокоились, что меня больше ничего не интересовало.

– Чтобы иметь запасной вариант, – пояснила мама, а папа тихо добавил:

– Мы не хотим, чтобы ты понапрасну тратила свою жизнь на одно дело.

Я притихла.

Они считали, что я понапрасну трачу свою жизнь?

Что не сумею попасть на Олимпиаду?

Я смотрела в окно, борясь со слезами, от которых щипало глаза. Дело было не только в них или в моей травме, или признании Хантера о том, что он не родной сын своего отца, или ужасном ужине, или даже в брошенном мне Ланой вызове сознаться в произошедшем между нами много лет назад. Больше всего меня беспокоило другое: в том, что все вокруг говорили обо мне, была доля правды.

У меня была нездоровая одержимость стрельбой из лука.

Сейлор Бреннан умудрялась плыть по жизни, не бывая на свиданиях, не влюбляясь, не посещая вечеринок, не поступая в колледж, даже не живя, потому что все это ставило под угрозу занятия стрельбой. Любовь. Дружба. Учеба.

Я пыталась убедить себя в том, что такие жертвы необходимы, чтобы добиться желаемых успехов в карьере, но на самом деле это не так. Лана получала удовольствие от всего. В ее жизни были свидания, ухажеры, выпуск коллекций одежды и съемки в кино, а при всем этом еще и стрельба из лука.

Почему же я снова и снова отталкивала Хантера, если было очевидно, что все наше соглашение – лишь очередной способ его отца наказать его за то, что он не родной сын?

Что с того, что нам скоро придется распрощаться? Сейчас он рядом. На большее я даже не могла надеяться.

Когда папа остановил машину возле моего дома, в салоне повисла тишина. Мне хотелось разрезать ее ножом.

– Послушай, – начал папа, а мама издала вздох. – Сейлор, мы не имели в виду…

– Нет, – сказала я, открывая дверь. – Не стоит. Вы правы. Я не жила. Я пряталась от жизни за луком и стрелами и смотрела на нее, закрыв один глаз. Но я исправлюсь. По крайней мере, я постараюсь – не только ради себя, но и ради вас тоже.

Я хлопнула дверью и побежала в вестибюль, прячась в нем. Не стала оборачиваться и смотреть, остались ли они ждать, пока я благополучно зайду в лифт.

Я знала, что они ждали.

Они всегда ждали, присматривали, заботились обо мне. Мама с папой – мое лето.

В квартире было темно и прохладно. Она чем-то напоминала клинику или отель из-за того, что в ней постоянно работал кондиционер и стояла гладкая, современная мебель, лишенная индивидуальности. До этого момента я не понимала, как Хантер все это терпел. Но теперь поняла: он понятия не имел, как выглядит настоящий дом.

Я сбросила туфли, а сердце нетерпеливо отстукивало, как указательный палец по твердой поверхности.

На цыпочках прокралась к его комнате. Дверь была приоткрыта. Она всегда была приоткрыта, будто в постоянном приглашении. Я толкнула ее, и мое сердце ухнуло вниз, когда я поняла, что он крепко спал, лениво раскинув длинные руки и ноги на огромной двуспальной кровати. Его кожа была загорелой, подтянутые мышцы расслаблены. Даже во сне у него было лицо зловещего дьявола, обрамленное светлыми ангельскими кудрями.

Мысленно проклиная себя за то, что пришла поздно, а его за то, что устал, я собралась вернуться в гостиную и включить что-нибудь на Netflix, потому что была слишком взвинчена, чтобы ложиться спать. Но как только я шагнула назад, до меня из темноты донесся ровный, хриплый голос Хантера.

– Дай я тебя согрею, aingeal dian.

Я развернулась и вошла в его комнату, будто в камеру смертников. С каждым шагом я чувствовала, будто что-то сбрасываю и оставляю позади.

Шаг. Страх.

Шаг. Тревога.

Шаг. Одержимость.

Шаг. Самокопание.

Я дошла до изножья кровати. Он подал мне руку. Я не взяла ее. Не сейчас. Меня что-то останавливало. Я знала, что не стоит просить у него никаких гарантий, так что дело было не в этом. И все же мне было неспокойно. Тревожно.

Хантер сел прямо, взял меня за руку и прислонил ладонь к своему сердцу. Его голая грудь была теплой и твердой. Кожа мягкой под порослью волос. В его голосе не было ни намека на юмор.

– Клянусь, когда я впервые увидел тебя на парковке, то сразу понял, что у тебя золотая кровь. Я думаю, что мы преподадим друг другу хороший урок, Сейлор. Ты не умеешь жить, а я не умею ничего, кроме как жить ради удовольствия.

Как только он это сказал, я осознала, что еще никогда не чувствовала себя такой смертной. Но быть смертной