суммы вскружило голову многим обывателям. Талицкого искали повсюду. Например, в начале сентября 1700 г., когда Талицкий уже был в Преображенском приказе и давал показания, в далеком Мензелинске местные жители по-прежнему усердно его искали. 4 сентября 1700 г. они привели к воеводе Даниле Львову некоего человека, пойманного в степи, и заявили, что «по грамоте великого государя, какова прислана в Казань, о сыску Гришки Талицкого, тот приводной человек против ево, Гришкиных, примет сходен». Его отправили в Казань, где хотели уже было пытать, но он, чтобы избежать застенка, объявил за собой «государево дело» и потребовал отправить его в Москву. В действительности пойманным оказался беглый тяглец московской Алексеевской слободы Родион Давыдов сын Буханов, который в Преображенском приказе не сообщил ничего особенного, повинившись, что объявил за собой важное дело только потому, что «ево воевода Микифор Кудрявцов хотел пытать»[599].

Обстоятельства поимки Талицкого, к сожалению, неизвестны, но на этот счет мы можем выдвинуть некоторые предположения, основанные, впрочем, на косвенных данных. Представляется, что в указах Преображенского приказа о сыске Талицкого, разосланных по всей России в начале августа 1700 г., не случайно содержалось распоряжение особенно внимательно искать беглеца в монастырях среди недавно пришлых людей. Можно предположить, что ученик Талицкого Иван Савельев, который его предупредил и проводил до Кадашевской слободы, уже в тот момент был арестован и был вынужден рассказать о намерении Талицкого укрыться в одном из монастырей. Рискну предположить, что книгописец действительно укрылся в каком-то монастыре Центральной России. В мае 1718 г. царевич Алексей в собственноручном письме, адресованном Петру I, между прочим передавал слова, слышанные им от подьячего Преображенского приказа Ивана Суворова: «Талицкий очень был умен, и не поймали б де его, когда б он сам не отдался»[600]. Это сообщение представляется вполне достоверным ввиду того, что среди лиц, наказанных по делу Талицкого, нет ни одного укрывателя[601]. Возможно, когда по всему царству были разосланы указы, в которых для укрывателей Талицкого было объявлено наказание смертной казнью, беглец сам пожелал отдаться властям, чтобы не стать причиной гибели его доброжелателей.

С. Н. Введенский без ссылки на источник сообщал, что 14 августа 1700 г. Талицкий был уже доставлен в Преображенское[602]. Это очень похоже на правду. 9 августа Преображенский приказ еще занимался рассылкой указов о сыске Талицкого, увеличив сумму вознаграждения за его поимку до 1000 рублей. В «Древнем Тамбовском летописце» была оставлена современная событиям запись о том, что митрополит Игнатий «взят из Тамбова» по делу Талицкого 23 августа 1700 г.[603] Из письма Т. Н. Стрешнева Петру I от 20 мая 1701 г. мы узнаём, что для ареста Игнатия был послан келарь Чудовского монастыря, который имел распоряжение (очевидно, патриарха Адриана) о привозе в Москву всех бумаг и книг митрополита[604]. По всей видимости, чудовский келарь был послан в Тамбов тогда, когда патриарх принял решение о содержании Игнатия под стражей в Чудове монастыре[605]. Это означает, что в промежутке между 9 и 23 августа Талицкий был пойман, дал первые показания в Преображенском приказе, оговорив между прочим и тамбовского владыку, а патриарх уже сделал необходимые распоряжения об отправке в Тамбов за митрополитом келаря Чудова монастыря.

Важно отметить, что Талицкий был доставлен в Преображенское, когда там еще находился государь. Петр I отправился из Москвы под Нарву вместе с армией 22 августа 1700 г. На мой взгляд, более чем вероятно, что Петр лично принимал участие в первых следственных действиях в рамках этого дела. И в дальнейшем царь не оставлял расследование без внимания. Так, 14 мая 1701 г. Петр, будучи в Воронеже, справлялся о деле Талицкого в письмах к Т. Н. Стрешневу и Ф. А. Головину[606]. Правда, эти письма до нас не дошли, но ответные послания, написанные 20 мая и полученные царем 23 мая 1701 г., позволяют думать, что Петр выражал неудовольствие по поводу затягивания этого дела и хотел знать о причинах задержки.

Приговор по делу Талицкого был вынесен 5 ноября 1701 г. «по указу великого государя и по боярскому приговору». Как мы уже знаем, Петр сам наблюдал за экзекуцией, направлял людей для увещевания Талицкого и, видимо, не случайно до 19 ноября находился в Москве. Прочитал ли царь обращенное к нему «Покаянное исповедание» Талицкого? Если принять во внимание тот интерес, который проявлял Петр к этому делу, его личные усилия, направленные на то, чтобы добиться публичного отречения Талицкого от «еретических» взглядов, царь должен был непременно прочитать, чтó написал Талицкий. И конечно, государь наверняка был разгневан тем, чтó ему пришлось прочитать: у Талицкого получилось не покаянное исповедание, а обличительная и довольно дерзкая речь, обращенная к царю, которая завершалась фразой: «Ахав царь повеле взыскати пророка Илию, яко бы возмущает народ. Егда Илиа прииде пред царя, тогда глагола ему царь: „Аще ты ли еси, развращаяй Израиля?“ И рече Илиа: „Не аз развращаю Израиля, но ты [и] дом Отца твоего, вне[гда оста]висте вы Господа Бога вашего и идоста вслед Ваала“». Не нужно обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, что Талицкий сравнивал себя с пророком Илией, а Петра с нечестивым царем Ахавом, развращающим свой народ. Само же «раскаяние» книгописца сводилось к таким словам: «Естьли я его, царя, назвал неистинно против глаголов Божиих в своем мудрствовании, и о сем прошу у него, Творца своего, прощения. А ему, царю, аще желает своего, такжде души моей спасения, достоит на те пророческия глаголы со известным испытанием положить подлинные доводы многими свидетели». Иными словами, Талицкий допускал гипотетическую возможность, что он ошибся, и в таком случае просил у Творца (а не у царя!) прощения, но все же он вряд ли ошибся и потому рекомендовал Петру вместе со своими приближенными хорошенько рассмотреть всю его аргументацию («со известным испытанием») и сделать из этого «испытания» должные выводы.

Надо думать, после того как государь ознакомился с его «Покаянным исповеданием», Талицкого вновь привели на Красную площадь для исполнения смертного приговора. Предполагаю, что это произошло 19 ноября 1701 г., так как на следующий день Петр уехал из Москвы в Коломну. В толпе смотрящих находился подросток, стрелецкий сын Иван Соколов (возможно, его отец был одним из казненных стрельцов). Происходящее глубоко запало ему в душу. Спустя годы, в 1720 г., Иван Соколов вспоминал: «Будучи де тот Талицкой в Китае [городе] у казни, говорил о вере и о правде и стал было обличать во весь народ, и за то де тому Талицкому положили в