3). Дело опять разбиралось в Амстердаме старом (т. е. в Голландии). И кончилось победой Ашера Леви, главы еврейской общины и предпринимателя энергично подключившегося к этой торговле. Вместе с еврейскими компаньонами он владел двумя парусными судами, курсировавшими по Гудзону. (Первый значительный еврейский бизнес на территории нынешних США.)

Самый знаменитый эпизод борьбы губернатора с евреями оказался связанным с уже известным нам Яковом Барсимоном. Новый Амстердам окружали лесные дебри, откуда выходили индейцы. Когда торговать, а когда — и грабить. Вопрос защиты от индейцев был в те времена актуален. За год до прибытия евреев в Новом Амстердаме пришлось построить для этого линию укреплений. Охраной города занимались отряды, набранные среди городских обывателей. И вот магистрат города под председательством губернатора постановил, что евреев, как общеизвестных трусов, от службы в городской страже освобождают, но обязывают их выплачивать взамен службы специальный налог. Яков Барсимон возмутился, заявив, что платить евреи не будут, а он готов служить. И настоял на своем — в Голландии признали его правоту. И он служил вполне нормально. Короче говоря, евреев Питер Стёйвесант не выжил[58].

А в 1664 году (через десять лет после прибытия евреев) к Новому Амстердаму, внезапно, еще до официального объявления войны, подошла английская эскадра. Питер Стёйвесант призвал жителей к сопротивлению. Но силы были слишком неравны. В городе не имелось гарнизона, а местные ополченцы могли защититься от индейцев, но не от европейских регулярных войск. И Новый Амстердам сдался без боя. Последовавшая затем вторая англо-голландская война кончилась разменом колоний. Бывшие Новые Нидерланды остались за англичанами, переименовавшими Новый Амстердам в Нью-Йорк.

Лирическое отступление

Современники не считали, что в этой войне (1665–1667 годы) победила Англия. Кульминацией войны стало внезапное вторжение голландского флота в устье Темзы. Английские корабли и склады были сожжены, британский флагман захвачен, в Лондоне поднялась паника. Пишут, что это была самая тяжёлая неудача английского флота за всю его историю.

Завершивший войну размен колоний — Новые Нидерланды обменяли на Суринам (в Южной Америке) — не считался выгодным для Англии. Ибо в Суринаме (тогда Гвиана) можно было выращивать сахарный тростник! Чем евреи вскоре и занялись, привлеченные туда голландской веротерпимостью. Разумеется, используя рабов-негров.

Британцам пришлось также смягчить ряд статей «Навигационного акта» столь ненавистного Нидерландам (см. главу 57). Тем не менее, бесславное падение Нового Амстердама произвело тяжелое впечатление в Голландии.

Евреев к тому времени в британских владениях уже терпели официально (как раз с 1664 г). Они остались на старом месте, как и большинство жителей. Кстати, известное семейство Рузвельт имеет голландские корни. Удержались и некоторые голландские названия — Гарлем, например.

А среди потомков той первой группы евреев, видимо, была известная поэтесса Эмма Лазарус, чьи стихи начертаны на постаменте статуи Свободы — «Пошлите мне отверженных, бездомных, я всем свечу у двери золотой!»[59]. Принято считать 1654 год началом истории евреев Соединенных Штатов Америки. А Барсимона, кстати, считают не только первым в этой стране евреем — некоторые начинают с него историю евреев в американской армии.

О Новом Амстердаме того времени см. приложение 3.

Заключение

Однажды гулял я по Новому Плимуту — это прекрасный американский музей под открытым небом, где пытаются показать жизнь времен «Отцов-пилигримов» — первых англоязычных американцев в первой половине XVII века. При этом американцы любят разыгрывать театрализованные представления. В тот раз в Новый Плимут прибыли люди, одетые голландскими послами из Нового Амстердама. Они прибыли (по ходу представления) для выработки совместной позиции во взаимоотношениях с французами-католиками, владевшими тогда Канадой. И так случилось, что я с одним заговорил. Узнав, что я из Израиля, он стал рассказывать, как у них в Голландии любят евреев, какая синагога в Амстердаме и т. д. Я про себя отметил хорошую подготовку артиста. Но, слушая его юдофильские речи, я думал: а не спросить ли мне его про Стёйвесанта? Не спросил. По двум причинам: 1) не хотел смущать — он мог не знать всяких там деталей, 2) по смыслу разыгрываемой сценки, предполагалась англо-голландская дружба, то есть дело происходило еще до 1654 года, когда евреи прибыли в Новый Амстердам.

Последнее лирическое отступление

В начале двадцатого века, еще до Первой мировой войны, в сионизме существовало течение — территориализм. Так как турки не отдавали нам земли Израильской, то возникли проекты строить еврейское государство в любом подходящем месте. На эту тему написаны книги. Но я сейчас хочу рассказать только один малоизвестный эпизод. Среди земель, с которыми сионисты-территориалисты знакомились, обдумывая свои планы, была Ангола — тогда португальская колония (а Бразилия давно уже с 1822 года была независима). Известие о намерениях территориалистов было с энтузиазмом встречено португальскими газетами: «Евреи возвращаются! Чудесно! Огромную ошибку допустили наши предки преследуя их. Все наши беды начались с этого. Теперь евреи вернутся, а с ними вернется и счастье Португалии. Ангола станет второй Бразилией!».

Тут надо кое-что пояснить. Упоминание о Бразилии означало для тогдашнего португальца высшую степень надежды. И дело было уже не в сахаре. О нем мало кто помнил в начале XX века.

На рубеже XVII-XVIII веков (т. е. в начале Нового времени) Португалия была бедной страной. Сахарный тростник из отвоеванной Бразилии (см. главу 57) уже не выручал — появились и другие «сахарницы». И вдруг из Бразилии (ещё португальской) приходит весть об открытии золотых россыпей. Да ещё каких!

Началась первая в Новое время «золотая лихорадка». Её отличительной особенностью было широкое применение труда негров-рабов наряду с трудом вольных белых золотоискателей. А вскоре ещё и алмазы открыли.

Правительство сумело взять под контроль добычу сокровищ и португальский король теперь гордо поглядывал на других монархов — он стал много богаче их! (Как саудовский король в последней четверти XX века).

В Португалии в XVIII веке. всё пошло похоже на Испанию лет за 100–200 до того (т. е. в XVI-XVII веках — см. главу 48 и приложение 1). Только вместо европейских великодержавных амбиций на первый план вышел отток португальцев в Бразилию — золотой мираж тянет людей неудержимо. Куда сильнее чем сахарный.

Внезапно хлынувшее богатство не было использовано для развития экономики страны — не хватало буржуазии. Еврейскую разогнали, португальская ещё не сложилась. Некоторые осуществленные тогда проекты, например восстановление Лиссабона после великого землетрясения 1755 года, несомненно, принесли пользу. Но хозяйство Португалии оставалось отсталым. Наибольший положительный эффект от бразильских сокровищ получила Англия. Ставший традиционным для неё ещё до открытия золота и