Михаил оглянулся в поисках Майи Пак и Маши Солнцевой.

– Мы здесь! – выбежали из летней кухни девушки.

– Вы втроём дуйте на чердак дома Владимира и берите собак на прицел. Руки не дрогнут собачек убивать, девочки? Рации не забудьте, огонь по команде.

– Нет, – за двоих мотнула Маша головой.

– Вы ещё здесь? – Троицу будто ветром сдуло. – Володя, заезжаете со стороны озера. С тобой будет Витёк, мы с Антоном несёмся по дороге к ельнику и отсекаем собак от леса. Деваться им некуда, только к поместью прорываться, а тут их есть кому встретить. Надеюсь, у молодёжи руки не дрогнут. У нас преимущество в скорости, главное – не профукать его и взять стаю тёпленькой, раз уж она сама идёт к нам в руки. По машинам, ребятки! Работаем!

Вездеходы выскочили на расчищенную бульдозером дорогу, разъехавшись каждый по своему маршруту. Валентина и Наталья закрыли ворота. Псы, почти загнавшие порядком уставшего лося, чёрно-рыжими шкурами почувствовали неладное, но голод и кровь, капавшая с подранных боков сохатого и орошавшая снег, сыграли с ними злую шутку, замутив головы и дав людям время занять позиции. Могучий широкогрудый вожак (по крайней мере, Михаил надеялся, что примеченный им ранее громадный кобель – главный в лающей своре) начал настороженно оглядываться, пробуя носом воздух.

– Поздно, – процедил Михаил, беря вожака на прицел. – Командуй, Антоха!

Сухо треснул первый выстрел, кобель подпрыгнул вверх, плюхнулся в сугроб и закружил на месте, поливая снег под лапами кровью из раны на боку. Мгновением позже затрещало со всех сторон. Неизвестно, чья пуля поставила точку в жизни вожака, повторно сбив его наземь. Визг и предсмертный вой перекрывали звуки стрельбы. Задрав голову, сохатый из последних сил рванул из почти захлопнувшейся западни. Оторвавшись от избиваемой стаи и пробившись через целик до дороги, он процокал до ворот поместья, где замер, напряжённо поводя боками и прядая ушами. Упавшая на снег хлебная корка, густо посыпанная солью, решила исход раздумий лося в пользу принятия человеческой помощи.

Угодило в западню и рассталось с жизнью без одного три десятка псов. Около десятка сумело сбежать, вовремя рванув под защиту леса.

– Не жалко собачек? – спросил Владимир Михаила, закидывая очередную тушку на прицепленные к вездеходу волокуши.

– Жалко у пчёлки, – огрызнулся Бояров. – По крайней мере, теперь они к нам не скоро сунутся, если вообще сунутся. Удравшие подранки охотиться не смогут и скорее всего сдохнут, а уцелевшие… Не знаю, не знаю, их участи я бы тоже не стал завидовать. Снега, сам видишь, какие, много не наохотишься, а в городе им будут не рады, крыс на всех не хватит.

Михаил ошибся. Через два дня Антон поутру обнаружил у ворот трёх исхудавших щенков. Не только он, все люди в поместье ломали голову над загадкой их внезапного появления у порога. Сами ли они пришли или отчаявшаяся сука привела свой помёт к людям, спасая потомство от голодной смерти? Выпавший на рассвете снег скрыл все следы. Второй загадкой было молчание хаски, которые не подали голос на чужаков. Пристрелить мелких ни у кого не поднялась рука, поэтому злобноватую щенячью команду взяли на довольствие. Через месяц два кобелька и сучка обжились окончательно, вспомнив, что их вообще-то одомашнили тысячи лет назад.

Сохатый, названный Борькой, неделю отъедался на дармовых харчах, ночуя под навесом за стайками и никого близко не подпуская к себе. Сено он брал после того, как люди уходили из поля видимости. Поправив здоровье, лось решил уйти не попрощавшись, но не сумел вскрыть запор на воротах, поэтому лесному гостю пришлось ждать, пока ему откроют хозяева, причём последним пришлось убраться в дом, чтобы не смущать копытного великана. Выглянув на улицу, Борька встряхнулся и зашагал по дороге к тёмному частоколу ельника. Даже спасибо не сказал.

В середине января Михаил и Владимир начали готовить технику к выезду на восток, к морю, но запланированная экспедиция не состоялась по причине форсмажора. Непонятная хворь скосила всё поместье. Сначала начали температурить младенцы и младшие Мирошкины, через неделю начала покашливать и терзать градусники молодёжь. Запасы малины, мёда и антибиотиков с просроченными сроками хранения улетали с умопомрачительной скоростью. Через две недели с температурой под сорок свалились Владимир с Галиной, за ними к пилюлям и мёду присосались Антон, Вера и Татьяна. Дольше всех держались Валентина с Михаилом, на чьи плечи упали хозяйство и образовавшийся лазарет. Делать нечего, выкормили и выходили, свалившись, когда остальные победили непонятный вирус и встали на ноги.

Слава богу, никто не умер, а болезнь… Ну, иммунитет теперь станет крепче.

В конце февраля в лес ушли сфинксы. Смахивая рукой катящийся по лбу горячечный пот, Михаил с котятами часами торчал у окна, выглядывая Рекса с Зеной и переживая, не замёрзнут ли лысые подопечные в своих меховых костюмах, сшитых Галиной. Зена пришла через шесть дней, ещё через неделю вернулся второй поганец, скинувший за время отсутствия пять килограммов. За зиму кот успел раскабанеть до двух пудов и ещё на пару сантиметров приподняться в холке. Гадёныш вернулся не один, приведя за собой рыже-пятнистую подругу с коротким хвостом. Рысь поселилась на уцелевшей после пожара даче в ста метрах от поместья, и Рекс через день уходил охотиться на зайцев, таская их самке, благо длинноухие во множественном числе развелись за ручьём у кузни, где косые пробавлялись корой и складированными запасами сена.

– Ну, кошачий папа, – смеялся Мирошкин, подкалывая Михаила, – когда ждать прибавления в семействе? Твоя Зена ещё гнездо под кроватью не вьёт?

– Шутник, ты что-нибудь о боевом искусстве «за-ши-бу» слыхал? Дошутишься, когда-нибудь я на тебе его испробую, – отмахивался Михаил, матерясь в душе.

Если кошки продолжат размножаться с той же скоростью, через год люди их не прокормят.