Шрифт:
Закладка:
— Извините, а я могу спросить у вас, кем вы были в период от восемнадцати до двадцати семи лет? — неожиданно для собеседника выдаёт Ван Мин Тао.
— С какой целью вы вообще интересуетесь? — грубо парирует член Политбюро. — Понимаете, что это не предмет нашего разговора?
— Вы почему-то в одностороннем порядке считаете, что предмет нашего разговора определяете вы, — Ван старший чеканит каждое слово, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость. — А я предлагаю ориентироваться на конституцию нашей страны, статья вторая. Вся власть в Китайской Народной Республике принадлежит народу. Вы у себя там все считаете, что Бога поймали за бороду. Уважаемый Го Шоцун, у меня для вас новость. И вам стоит её очень внимательно выслушать.
— Господин Ван, советую хорошенько подумать над…
— Вам этого никогда не говорили, так скажу я, — не обращая внимания на попытку собеседника перебить, продолжает свою мысль распалившийся бизнесмен. — Вы сейчас разговариваете с источником власти. Я ваш хозяин, а не наоборот! Потому что я — часть народа КНР. Я строю ваши города, плачу налоги и создаю рабочие места!
В динамике повисает тяжелое молчание.
— Вы хорошо понимаете, что несёте? — наконец произносит чиновник. — Вряд ли вы сумасшедший, иначе вы бы в бизнесе ничего не добились.
— Я в своём уме. Просто мне надоело. Китайская Народная Республика создавалась как государство рабочих и крестьян. Я, к слову, записываю наш разговор, уважаемый член Политбюро ЦК. Вы ведь читали вторую статью конституции?
— Читал, — голос собеседника слегка мрачнеет.
— И вы с этим утверждением согласны? — продолжает давить Ван Мин Тао.
— Ну, знаете… — чиновник выдерживает длинную паузу. — Продолжайте. Мне крайне любопытно, к чему вы клоните.
— Да или нет? Не уходите от ответа, товарищ Го! — буквально припечатывает бизнесмен. — Или вам нужно еще раз перечитать текст присяги, которую вы давали, вступая в должность? Освежить в памяти торжественные слова о службе народу?
— Согласен, — отвечает собеседник, пусть и нехотя.
— Я был рабочим почти двадцать лет, — продолжает Ван, сжимая кулак. — Работал много где, в том числе у себя. У меня четыре года горячего стажа у мартена в сталелитейном производстве, где год считается за два! Да, там есть гораздо более заслуженные работники, но я четыре года простым сталеваром работал! Часть здоровья там потерял. А что насчёт вас? Сколько лет вы у плавильной печи отстояли? Или, может, за токарным станком? Резец в руках держали?
— Вы хотите, чтобы с вами произошло то же самое, что и с Джеком Ма? — раздражённо бросает чиновник. — Он хорошо отделался, вам ещё хуже будет! Вы не такая публичная фигура, как он.
— Да мне плевать! — взрывается Ван. — Если Джеку Ма был дорог миллион долларов в год — и вы ему его оставили — его всё устраивало! Разве что только один из его бизнесов подрезали! А я вам всё отдам.
— Вы позволяете себе слишком громкие слова, господин Ван, — цедит Го Шоцун. — Не забывайте, с кем сейчас разговариваете.
— Я хороший сталевар и ящики сбивать умею. Если потребуется, пойду крестьянином и через полгода стану монополистом по той же клубнике, в конкретном районе точно. Я с руками не пропаду, начну от земли. Поэтому я могу позволить себе говорить то, что думаю. Я не боюсь оказаться рабочим у мартена — я умею это делать, в отличии от вас и того, кого вы сейчас вспоминали.
— Это вы говорите сейчас, но потом, как и он, охотно согласитесь выйти из бизнеса за определённую сумму, — язвительно замечает чиновник. — Никто не захочет потерять всё и остаться с пустым карманом. Деньги решают всё, господин Ван. И разговоры о принципах — не более чем сотрясение воздуха. У каждого есть своя цена.
— Боюсь, что он, как и вы, при всём моём уважении к нему, не выходил в поле в шесть утра и даже понятия не имеет, что такое норма сбора. Не сравнивайте меня с ним.
— Господин Ван, я же вам ещё предложение не озвучил, а вы уже всё в штыки приняли, — чуть сдаёт назад Го Шоцун. — Рано или поздно на вашем месте оказываются все, но они обычно хотя бы слушают, что мы им скажем. Давайте остынем, и обсудим всё спокойно, как цивилизованные люди.
— Мне не интересно, — равнодушно отвечает Ван Мин Тао. — Я не желаю вас слушать. Знаете, как говорят в одном интересном месте: Израиль с террористами переговоров не ведёт. Я строил свой бизнес с нуля, своими руками, и не позволю кому-то меня шантажировать и отнимать то, что принадлежит мне по праву.
— Странное сравнение. Разве я похож на террориста?
— Я понятия не имею, кто вы. Если желаете со мной о чём-то говорить, приезжайте ко мне официально и предъявите своё служебное удостоверение вместе с айди-картой. Или пришлите мне официальный вызов в ЦК, в прокуратуру. Там и поговорим.
— Ладно, не хотите по-хорошему, будет вам и в прокуратуру, и в пожарку, куда угодно! — угрожающе рычит Го Шоцун.
— Ваше святое право, — спокойно заключает Ван Мин Тао и вешает трубку.
Глава 23
(ссылка на продолжение — в конце главы)
Ван Мин Тао сидит в своем кабинете, затягиваясь сигарой и размышляя о возможных дальнейших действиях заинтересованных в его бизнесе чиновников. Он прекрасно понимает, что случай с Джеком Ма является показательным примером того, что может произойти и с ним самим. Вслед за приостановкой IPO неизбежно последует вызов в регулирующие органы, включая налоговую инспекцию и строительный комитет — тогда их главной задачей станет любой ценой найти серьёзные нарушения в деятельности компании.
Скорее всего, начнут с тщательной проверки финансовой отчетности, пытаясь обнаружить малейшие признаки обмана инвесторов.
Бизнесмен откидывается на спинку кресла и выпускает ещё одну струю дыма. Главная цель недоброжелателей — создать как можно больше негативного шума вокруг его детища. Хищение средств, несоблюдение норм пожарной безопасности или проблемы с канализацией в премиальном районе, угрожающие какому-нибудь важному объекту — всё это может
