Шрифт:
Закладка:
Так и сослала их в убожество жизнь.
Пулеметчик Архан. Закрыл Дебальцевский котел зимою пятнадцатого, бросил «пишущую машинку» да укатил на Дальний Восток. Видел его фотографию: сидит с тазиками икры, а сам размордател.
Да, Архан, прошел братоубийственный пир, где претерпели мы глад и хлад. Видно, время подлечить свои раны. Кому бинтами да костылями, а кому, вишь, икрой. Тут уж как повезло.
Снайпер Али. Невозмутимый молчун. Ударит в лоб из винтовки на память вечную, и падает на свою тень украинский воин.
Настрелялся, набесился еще в пятнадцатом. Вернулся на родину в Азербайджан, да иногда пишет письма: «Как там у тибя брат?»
Да жив-здоров, лишь тошно от свинства людского…
Стоматолог. И врачи берут в руки оружие, когда гибнет Родина.
– Да не родина мне Донецк. Азербайджан моя родина, – не таил никогда Стоматолог. – Просто как было на это смотреть? Как не встать в очередь за винтовкой?…
– Служишь еще?
– Служу. Затянуло, как в омут.
«Бешеная собака» Арчи. Вечный взводный разведки. Все годы подряд. Как он выжил, где семь кровей пролито, где семь раз менялся взводный состав?
Да, на войне, видать, побольше чудес, чем в раю.
«Ушел я. Не смог больше», – скажет он на исходе шестнадцатого.
Ангара. Я не знаю, кто из «Беркута» сказал про меня: «Настоящий товарищ». Потому что услышал это из третьих уст, уже много после, в России. Но мне достаточно этих слов. Раз и на целую жизнь. Спасибо, ребята.
Это к ним в четырнадцатом году я приехал в свой отпуск на фронт.
– И что, ты потом снова в тюрьму? – спрашивали меня ополченцы.
– Шесть лет за решеткой, – кивал я обритою головой.
В пятнадцатом меня «взяли в плен» под Дебальцевом. Последыши Геббельса в сетях запустили агитку, что пойман Чёрный Артур. Ну кто я такой, чтоб славить меня в Украине? Да козявка убогая!.. Нет ведь, показали даже по телевидению… Да и тут из «перемоги» снова случилась «зрада», когда их разоблачил Шарий в своем ролике «Так кто тупая вата».
Меня за эту поездку в четырнадцатом уволили из зоны задним числом. По-подлому, втихаря, за два месяца до моей пенсии. После публичной огласки этой истории взяли восстановили. Затаили такую же дешевую месть: собрали на меня уголовное дело – «взятка» в тысячу рублей, где два полицейских подбросили деньги. И нет на деньгах отпечатков пальцев, и взяли их на какой-то помойке, и летели они туда против ветра, и всё дело – полная липа.
И все смеялись над суммой, над моей неудачей, над моей помощью Донбассу: «Зачем туда ездил, дурак? Дома нужно сидеть, не было б ничего!» И тащили дело к суду. Да ладно, что слепили мне дело, – отрабатывали заказ начальников зоны. Но было ж еще противнее. В полиции хвастали: «Знаешь, сколько таких наемников мы здесь пересажали?!» В следствии украли мою чеченскую книгу. Начальник следствия писал мне письмом: «Следствием не установлено, на чьей стороне Чёрный еще воевал».
– Сколько привез оттуда? – по очереди подходили особо сочувствующие.
– Два миллиона долларов, – не скрывал я. – Один в кожаном чемодане, другой – в красном.
– Ну нам-то правду скажи! – еще обижались они.
В полиции, в прокуратуре и следствии глумились над горем людей, над горем Донецка, над горем Луганска. А дело сыпалось по УПК как песок. Но ведь «заказали»! Но ведь никто не отменял беспредел…
Два года жизни потратил я на эту борьбу. Где часто приходилось стоять одному, где каждый день не хватало веры в себя. Единственное, что удержало меня на плаву, – это ненависть ко всем этим людям. Ненависть и верное желание идти убивать. И при отсутствии справедливости они стали хорошей помощью для меня.
Два года жизни отняли у меня эти люди. Отняли не у меня. Отняли у русских, которые эти два года стояли без меня в окопах Донбасса. Где так не хватает солдат, где каждая рука на счету.
Сколько хороших книг не написано мною за эти два года. Задумывал три, а едва справился с первой.
И впереди новый суд, и снова неясно, чем всё это кончится.
И всё же, всё же, всё же. Когда бы я знал, чем кончится для меня четырнадцатый год и сколько отнимет, я всё равно бы сел тогда в поезд, я всё равно бы встал в очередь за винтовкой. Потому что есть вещи выше личного счастья. И существует на свете мерило всего – это людское горе. И когда ты мужчина и можешь держать винтовку, ты должен остановить свое счастье, чтобы сражаться за счастье других – кого захватило горе.
Бери винтовку, иди, сражайся за счастье!
Этому нас научила Чечня. Это еще раз утвердил нам Донбасс – страшный экзамен, к которому каждого вела его жизнь.
Знай, если жизнь привела тебя в Донбасс, ты верно прожил ее! Знай, ты лишь для этого был рожден – заслонить путь фашизму! Заслонить своим счастьем для счастья других. И всё, что было до этого, – лишь путь, лишь сборы к этому шагу. И только в этом твой смысл жить. Бог выбрал тебя из тысяч других для этого подвига. Твой дед или прадед из сорок первого из-под земли слышит твой шаг в четырнадцатом или в семнадцатом. Будь достоин его! Будь достоин этой судьбы!
И, друг, помни одно: ты не идешь убивать украинцев, потому что мы одной крови – русский и украинец. Потому что у нас одна родина: Россия, СССР. Потому что нет ее – Украины. Есть лишь химера под этим названием. Была химера австрийская, после германская, нынче американская. Ты стреляешь в химеру и в тех, кто ее защищает. И единственная ставка в этой игре – Россия, а игрок лишь один – русский.
Нам больше некуда с тобой отступать. Всё проиграно, русский. Позади только Москва – последний наш Третий Рим.
Слышишь, русский?… Нам с тобой нужно разрушить Карфаген…
Так прошел для нас, в цветах и слезах, четырнадцатый год. Кончилось ополчение! Минуло время легенд, и сделались тенью все имена, чья слава легко перелетала моря. Прошел парад «Беркутов», «Кальмиуса», «Востока», «Пятнашки», «Спарты» и «Сомали», «Оплота», «Корниловцев», «Призрака» и «Зари», «Смерти», «Йована Шевича», «Витязя» и «Руси», «Всевеликого войска Донского» да бездны других. Парад имен невиданной красоты и свирепости, на который, ломая границы, несли свои флаги сербы и венгры,