Она проползла весь этот путь и теперь держала в руке рамочку с фотографией Виолетты. Той было лет семь, она стояла в балетной позе, с выпяченным в пачке животиком.

Тут я заметила, что глаза у Джулии открыты.

Желание закрыть глаза мертвым, по-моему, присуще всем людям. Когда умерла мама, мне нужно было закрыть ей глаза, чтобы ее защитить, хоть она и умерла – моргать ведь она уже не могла. Но Джулии глаза никто не закрывал.

Спальню всю перетряхнули, перевернули кровать, а содержимое коробок было раскидано по полу. Валялась пустая коробка, а под ней виднелся кровавый след.

Неужели Джулия туда ползла, пока они все перетряхивали? Или они ждали и смотрели, как она умирает, а потом взялись копаться в ее жалких пожитках? У Джулии ничегошеньки не было. Тот, кто перетряхивал квартиру, явно не деньги искал.

– Вот теперь и правда нужно вызвать полицию, – прошептал позади меня Фин.

– Нет, господи, только без итальянской полиции. Они сто лет нас будут тут мурыжить. Надо выбираться, прямо сейчас.

Мы вышли и закрыли за собой дверь. Быстрым шагом заторопились обратно на станцию, запыхались, голова закружилась.

– Там повсюду наша ДНК, – шепнул Фин, как только мы прошли лавку Малика.

– Не думай, Фин, просто шагай вперед.

Шли мы очень быстро. И зря. Теперь мы заблудились. Я не могла сосредоточиться, да и вообще смотреть вокруг, в глазах стояли слезы, сердце колотилось, а кругом все выглядело одинаково. Мы могли опоздать на поезд.

– Стой, – сказала я. Он встал, и я тоже. Прислонились к стене. Подышали.

– Наша ДНК… – заскулил Фин.

– Смотри: мы давали ее адрес водителю, заставили его три раза прочитать, а потом выпустили с ней интервью. Следы ДНК – это меньшая из наших проблем.

– Что происходит? Кто ее убил?

Мне хотелось верить, что убийство Джулии не имело к нам отношения, но в глубине души я знала правду. За нами первыми придет полиция, когда найдут тело. Нам не дадут уехать из страны. Надо было выбираться прямо сейчас.

Не решаясь спрашивать дорогу, мы пошли на свет с набережных Гранд-канала и, прибившись к толпе служащих, добрались до станции Санта-Лючия.

Внутри, сквозь лабиринт стеклянных витрин, вился путь на платформы под открытым небом. Возле «Восточного экспресса» собралась толпа на поезд до Вены. Наш поезд находился на соседнем перроне, и нам пришлось продираться сквозь толпу ошеломленных фанатов.

Мы нашли свои места, в самом начале вагона, и сели за столик друг напротив друга. Никакого шума, да и вряд ли кто-то в последний момент побежит к хвосту поезда. Только бизнесмен один скользнул в вагон и уселся в противоположном конце, по диагонали от нас, настолько далеко, насколько возможно, но нас это вполне устраивало.

Я подняла глаза и увидела, что Фин, закрыв лицо руками, рыдает.

– Ну, Фин, ну что ты. Перестань.

Вот только перестать он не мог.

– Я больше не хочу в этом участвовать, – заныл он. – Хочу домой.

Мне хотелось того же. Мы сами не знали, что делали. А вдруг они нашли бы девочек, или Эстелль, или Хэмиша?

И вот мы сидели, избегая встречаться взглядом, и горевали по утраченному величию в лице Джулии, пристыженные, до смерти напуганные и несчастные.

Поезд рывком тронулся с места и, постепенно оставляя Венецию позади, пошел через лагуну в густой прибрежный туман.

42

Те из вас, кто еще тогда следил за подкастом или слушал его позже, наверняка ждали этой главы. Простите, если тут я вас разочарую.

Серия подкаста «Мы напились с наемным убийцей» взяла целый ряд наград и побила все рекорды по количеству скачиваний. Людям она показалась веселой, и странной, и трогательной, и запросто завоевала их сердца, только случилось все совсем иначе. Мы напивались не с каким-то там весельчаком, травившим жуткие байки, – по крайней мере, это далеко не вся история. Я привожу текст серии ниже курсивом. Можете его пролистать, если не хотите портить воспоминание.

Истинная суть истории зависит от того, когда она рассказана, где и кому. В той серии подкаста низким голосом пьяница со странным акцентом травит дикие байки. Но в контексте смысл меняется. И вот вам контекст.

Мы были в шоковом состоянии и лихорадочно соображали, что теперь делать. До тех пор было весело, хотя и страшно, мы пренебрегали только своей безопасностью, но теперь из-за подкаста погибали люди, с которыми мы проводили интервью. Не думаю, что мы с Фином были к такому готовы.

На тот момент я думала, что есть два варианта: либо Гретхен заказала Джулию, чтобы нас припугнуть, либо Джулия что-то знала и ее убили, чтобы та нам не проболталась. Но ведь никто не знал, что мы вернемся и найдем ее, а значит, это не предупреждение. Что меня поразило, так это степень насилия. Джулию столько раз пырнули. С ожесточением. В порыве чувств. В любом «тру-крайм»-подкасте вам скажут: тут что-то личное. Глаза ей закрывать не стали; бездумно обронили коробку посреди кровавого следа до фотографии Виолетты. Но что меня больше всего беспокоило, ведь я примеряла на себя последние мгновения жизни Джулии, так это вот что: фотография не была прижата к сердцу. Она не обнимала фотографию Виолетты. Фотография лежала картинкой вверх, как последнее послание миру, подведение итогов: вот все, что было ей дорого в жизни.

Я выглянула в окно поезда. Мы постепенно пересекали лагуну сквозь стелющийся густой туман. Фуры и машины на дороге стали будто выцветшие и призрачные.

Мы сидели, уставившись на мокрые, напуганные лица друг друга. Фин так и продолжал рыдать. Это напомнило мне об одном упражнении на доверие: семейный психолог сказала нам с Хэмишем сесть напротив, колено к колену, и смотреть друг другу в глаза – по ощущениям, часов семь кряду, и все это время я только и думала: «Ненавижу тебя».

Мы с Фином вытащили телефоны и хотели было покопаться в них, подуспокоиться, но связь пропала, а вайфай был «временно недоступен». Пытаясь прийти в себя, я взялась листать фотографии девочек, но наткнулась на селфи, где мы с Эстелль стоим в обнимку в парке на весеннем концерте. Щеки у нас горели, и мы обе смеялись, а на заднем плане красовался викторианский эстрадный павильон. Я отложила телефон.

Сквозь двери между вагонами просматривался вагон-ресторан. Я вытерла лицо и пошла купить чего-нибудь выпить.

Пройдя автоматические двери, мимо просторного туалета, доступного для кресла-каталки, я попала в вагон-ресторан