Он вымаливал прощение. Я ничем ему не была обязана, мы ведь уже не семья, но я дала ему поблажку, потому что любила его и, наверное, всегда буду любить.

– Это могло произойти в любой момент, Хэмиш. Дело не в том, что ты ушел от меня, а в том, что Фин – знаменитость. Я рада, что девочек не было дома, когда это случилось. А с тобой, и даже с Эстелль – я просто рада, что они в безопасности.

– Я знаю. Анна?.. – Голос у него стал тоненький, потом совсем оборвался, дыхание сбилось. Глубокие чувства давались ему нелегко.

– Хэмиш, если что-то… если мы в последний раз разговариваем. Я тебя до глубины души любила.

– Анна? Я… тоже люблю. – Голос у него сорвался на фальцет. Он плакал так, что ничего сказать не мог, но и не страшно. Ответное признание мне было не нужно.

– Прощай, Хэмиш. – Я повесила трубку, пригубила кофе и вспомнила, как дома по утрам пила кофе, пока еще все спали и я могла почитать, любимое мое воспоминание. Я предалась воспоминаниям, но тут вернулся Фин.

Улыбаясь и с горящими глазами, он плюхнулся на стул.

– Что говорит агент?

– Она все еще мой агент, и она вне себя от восторга. У нее куча идей для нас по возвращении. Про нас пускают материалы в газетах и журналах, в ток-шоу и на радио, наш подкаст крутят просто везде. А с точки зрения движения #Metoo тут вообще особая история.

Он все болтал, расписывал, что нас ждет, как мы поднимем кучу денег и все в этом роде. Он радостно смотрел в будущее, строил планы.

А у меня совсем другое было на уме. Я просто со всем соглашалась.

– Нам предложили крупный аванс, если возьмемся за книгу. Я с книгой не справлюсь. Может, ты займешься?

Я ответила, конечно, почему бы и нет, напишу.

Кстати, о книге. О чем я только думала? Я даже не задумалась, каково это – писать книгу: шесть месяцев сомнений в себе, слова все не те и не там, параграфы, которые душат друг друга, гражданская война в пределах страницы, смертная скука оттого, что пишешь о себе. Я просто тут же выпалила – да, конечно, почему бы и нет, напишу. Я ответила «да», как будто впервые решила попробовать капучино. Ну раз так, вперед. Если хочешь, я могу прямо сейчас попробовать, пока автобуса ждем.

– Короче, – добавила я. – Вчера ночью в Глазго кто-то вломился к нам в дом.

– Господи боже.

– Знаю.

– Черт!

– Да. Ничего не украли. Хэмиш думает, они искали меня. Очень стремно. Надо съездить разузнать, что задумала эта Луар.

Мы нашли такси до причала при аэропорте Лидо, залезли внутрь и, как местные, застегнули пальто на все пуговицы. Вскоре мы вышли в открытое море, и температура резко упала. Кругом раскинулась холодная водная гладь.

Мы подошли к острову Лидо и пришвартовались у причала при аэропорте. Заплатили водителю сто евро, чтобы он выключил двигатель и зашел вместе с нами в кабинку. Мы выжидали, задернув тюль, и наблюдали. Не прошло и пары минут, как мы заметили лодку, шедшую из города. А потом увидели, как из лодки вышли они. Дофин Луар, а следом – мужчина с багровым лицом, в потрепанной кожанке.

– Вот это тяжеловес, – шепнул Фин.

– Ты думаешь?

– Он ей не ровня. Только посмотри, какие у него громадные руки.

Мужчина потянулся к перилам, и во внутреннем кармане его куртки мы заметили ножны с ножом. Он сел впереди ожидавшей их машины, Дофин села сзади, и они поехали в сторону аэропорта. Тут я сказала Фину:

– Вот от этого мужчины мы спасались в Сен-Мартене.

41

В натянутом молчании, в ужасе мы развернули наше такси обратно в сторону города и высадились у вокзала. Мы знали, что Луар наверняка что-то задумала, что у нее, возможно, есть свои люди, и мы знали, что уже не сядем с ней в самолет, но от одного вида ножа в кожанке у того мужчины нам захотелось моментально и без оглядки бежать. Мы были жутко напуганы. Я хотела переговорить с Гретхен Тайглер, но, похоже, через Луар делать это небезопасно.

На станции я купила два билета в первый класс на ближайший поезд до Лиона, который уходил без малого через час со станции Санта-Лючия и шел с пересадкой в Милане. Я решила, что не стоит ждать его у самой станции. Вокзал был маленький, спрятаться тут негде. Всего в пяти минутах ходьбы отсюда жила Джулия.

Это я предложила вернуться проведать ее. Мне нужно было спросить у нее разрешения использовать запись ее голоса. Затея бесполезная, новую серию мы ведь уже загрузили, но меня загрызла совесть, мне хотелось официально спросить ее разрешения в знак уважения. Фин решил, что с моей стороны это глупо, но мне нужно было дать ей знать, что я хотя бы спросить озаботилась. Таким красавицам, как Джулия, в жизни выпадает нелегкий удел, слишком многое на них проецируют и постоянно задвигают на второй план. Наверное, мне хотелось этим донести, что мне небезразлично ее мнение, а еще, может, хотелось, чтобы она опять похвалила мои брюки. По-моему, я на нее немного запала.

И вот мы пошли к ней назад.

Пробрались по узким закоулкам мимо складов к лавке Малика, а оттуда уже легче легкого. Многие теряются в Венеции, она сбивает с толку, все из-за петляющих улочек и высоченных зданий, мало сквозных просветов и ориентиров, но мы опять отыскали тот дворик и увидели ее дверь. Мы не обратили внимания, что дверь висела нараспашку, пока не подошли почти вплотную.

Фин тронул дверь и кончиками пальцев толкнул ее. Дверь со скрипом распахнулась, и открылась темно-синяя комната. Мне пришлось схватить Фина за руку, иначе он вошел бы внутрь.

Мы встали в проеме и моргали, вглядываясь в темноту комнаты. Я разглядела ноги Джулии.

Дырку на подошве ее розового носка. Один из кроксов слетел и лежал, багровый от крови, метрах в трех, ближе к двери в спальню.

Я встала перед Фином. Его затошнило.

Джулия лежала на спине, с побелевшим лицом, рот и подбородок весь в кровавой жиже. Нож, видимо, пробил ей легкое. Ее пырнули столько раз, что ее розовая сорочка стала темно-красной, и соцветие на груди мокро поблескивало. На полу валялся кухонный нож. Она, наверное, всего за пару минут истекла кровью до смерти, но за это время доползла через всю комнату до журнального