— Чьим-нибудь детям очень понравится, — улыбнулась мама, складывая все в корзину для пожертвований.

Отец уже собирался раздавить пустую коробку, когда Бен заметил приклеенную ко дну маленькую открытку. На ней был изображен мультяшный призрак, кричавший «Бу!», а с обратной стороны его родители написали: «Не бойся! Мы тебя спасем».

— Похоже, мы были немного сентиментальны, — заметил отец Бена.

— Были? — шутливо переспросил Бен.

Но его мать мягко подтолкнула мужа локтем.

— Ну ладно тебе, это была хорошая открытка, — сказала она. — И мы все написали серьезно.

Когда родители вернулись к оставшимся неразобранным коробкам, Бен посмотрел на открытку у себя на коленях, на слова, написанные маминым почерком, и глаза у него странно защипало.

Мама была права. Бен даже не мог вспомнить случая, когда рядом с родителями ему бывало страшно. Он всегда чувствовал их защиту.

Даже когда он неудачно упал с велосипеда, безрассудно заехав не на ту дорогу, и лежал на больничной койке, с тревогой ожидая результатов рентгена, один только вид родителей, вбежавших в отделение скорой помощи, мгновенно придал ему уверенности. И неважно, что они целый час станут укорять его за неосторожность. Стоило их увидеть, и Бен сразу чувствовал себя в безопасности.

Так почему же он не находил в себе сил обратиться к ним сейчас, в самый страшный час своей жизни, когда он больше всего нуждался в их утешении?

«Да, правда причинит им боль, — размышлял Бен, — но не будет ли им еще больнее, если они узнают об этом позже? И подумают, что сын им не доверял? В то время как они всегда были с ним рядом?»

— Мне нужно кое-что вам сказать, — произнес Бен. — Я посмотрел на свою нить. И из-за нее мы с Клэр расстались. Мне остается еще четырнадцать лет. Полтора десятилетия. — Он мимолетно улыбнулся. — Так звучит чуть лучше.

Воцарилась тишина, никто ничего не говорил и не двигался, и Бен забеспокоился: неужели в его родителях что-то безвозвратно треснуло, разбилось в этот краткий миг?

А потом мать порывисто наклонилась к нему, притянула его к себе и обняла с такой яростной, почти потусторонней силой, которая возникает очень редко: только у родителей, укрывающих своего ребенка от ударов судьбы. Бен давно был выше и шире своей матери в плечах, он вырос еще в колледже, но каким-то образом сейчас ее тело, казалось, обхватило тело Бена, поглощая его, будто маленького мальчика, пеленая его с головы до ног. А отец положил руку на плечо сына, теплую и тяжелую, не давая Бену упасть.

И Бен вдруг понял, что Клэр ни разу не прикоснулась к нему, когда рассказывала о нити той ночью. Как странно и удивительно. Она тогда обхватила себя за плечи, пытаясь удержать себя в руках. Однако родители Бена о себе сейчас не думали. Они думали только о своем сыне.

Так Бен сидел в тесной ячейке на крышке сундука, в объятиях матери, ощущая на плече руку отца, и все, что нужно было сказать, было сказано в тишине одними прикосновениями.

ДЖЕК

Через несколько недель после ухода Хавьера Джек решил переехать из их квартиры, где все напоминало о напряженности в их еще недавно дружеских отношениях. После ссоры они почти не виделись, и Джек наконец-то понял, почему отец настоял на переезде в новый дом, когда ушла мать, осознал, как воспоминания могут омрачить знакомые стены.

Итак, в пятницу вечером, окончив недельный курс обучения кибербезопасности для своей новой роли в Вашингтоне, Джек отправился на железнодорожный вокзал и сел на ближайший поезд до Нью-Йорка.

Он сел в последний вагон и устремил взгляд в окно, затуманенное за много лет отпечатками пальцев и дыханием незнакомцев. Ему хотелось поскорее добраться до Нью-Йорка. Джек бывал в этом городе всего несколько раз, но знал, что это единственное место в мире, где всегда и повсюду толпа народу, и неважно, куда ты идешь и который час. В этом городе его никто не узнает, там ему была практически гарантирована нормальная жизнь.

Джек провел два дня, бродя по улицам Манхэттена, спал на потертом сером раскладном диване у приятеля, пил и играл в бильярд в захудалом баре, пытался расшифровать непонятные объявления в метро, ходил где хотел, никем не узнанный. Но все равно думал о Хавьере.

Каждый вертолет, проносившийся над головой, напоминал ему о друге, пилоте-стажере. И хотя спал он в гостиной с открытыми настежь окнами, сквозь которые доносились сирены, крики и звон стекла в мусорных мешках, вытащенных на обочину, мыслями Джек возвращался в Вашингтон или в их комнату в общежитии академии. Даже в Нью-Йорке он не нашел свободы. Городские развлечения не могли пересилить чувство вины, которое терзало его, напоминая Джеку, что он не выполнил обещание, данное Хавьеру. Не заслужил его прощение.

В воскресенье вечером Джек шел по улице, засунув руки в карманы, подавленный очередной неудачной попыткой отвлечься. Еще не было восьми часов, но на улице было пусто, лишь горстка пешеходов проскочила мимо, политический агитатор робко попросил что-то подписать, да барабанщик постукивал по опрокинутым ведрам.

Джек видел, как два подростка подошли к политическому активисту, невысокому мужчине в очках, сжимавшему в руках планшет. В том, как мальчики шли, агрессивно и высокомерно, занимая больше места на тротуаре, чем требовалось, было нечто, напомнившее Джеку его мучителей из академии. Парни постепенно приближались к ничего не подозревающему агитатору, и Джек ускорил шаг.

Мужчина действительно попытался заговорить с парнями, сверкнув широкой улыбкой.

— У вас есть минутка, чтобы поддержать Уэса Джонсона? — спросил он.

Один из парней склонил голову набок.

— Этого коротышку?

— Сенатор Джонсон доказал, что будет защитником для всех американцев, в том числе и тех, кому достались короткие нити, — ответил активист.

— Зачем мне тратить свой голос на кандидата, который собирается сыграть в ящик? Пусть убирает свою унылую задницу коротконитную с дороги. И не позорится.

Второй парень выхватил планшет из рук активиста и жадно просмотрел имена в списке.

— Кому, черт возьми, вообще нравится этот придурок?

Проходившая мимо женщина с ребенком при виде этой сцены нервно схватила малыша за руку и потащила прочь от мужчин, а Джек остановился неподалеку, ожидая сам не зная чего.

— Пожалуйста, отдайте, — вежливо попросил агитатор.

Парень криво ухмыльнулся и с силой швырнул планшет на тротуар. Барабанная дробь неподалеку стихла.

Агитатор мучительно пытался вычислить наиболее безопасный ход действий. Если он опустится, чтобы поднять планшет, то ему придется отвернуться от парней и, что более важно, от стола с ящиком для пожертвований.

Джек огляделся. Единственной свидетельницей происходящего была молодая беременная женщина, стоявшая поодаль. Правой рукой она сжимала телефон, держа его наготове, чтобы набрать 911, если ситуация обострится. «Где же толпа, когда она больше всего нужна?» — подумал Джек. Он кивнул женщине, и она кивнула в ответ, мгновенно ощутив поддержку.