Он понимал, о чем я, ведь именно на его плечах лежал основной груз изменений.

– Я больше не могу. В моей жизни есть и другие вещи, кроме работы здесь, которые меня интересуют.

Эти слова просто вылетели изо рта. Я понятия не имела, что это за вещи, но, озвучив те слова, внезапно осознала, что за пределами тюремных стен есть жизнь. Все разворачивалось с такой скоростью, что у меня не оставалось времени, чтобы понять это. Просто продолжала идти вперед, поскольку, если бы не двигалась в определенном темпе, я бы рухнула.

– Хорошо, я все понимаю. Знаю, что тебе было непросто прийти сюда и обо всем сообщить.

Выражение его лица говорило: «Я не доволен, но я все понимаю».

– Благодарю, сэр.

Когда поднялась, чтобы уйти, я заплакала. Это было уже слишком.

– Ох, Ванесса! – тепло сказал он.

Я не стыдилась проявлять эмоции перед начальником тюрьмы. Он видел меня в самых расстроенных чувствах.

Однажды он сказал мне, что я его ротвейлер с золотым сердцем. Я не знала, можно ли считать комплиментом сравнение с собакой, но мне все равно понравились его слова.

Когда я, уходя, вытерла слезы и сделала нейтральное лицо, готовясь поприветствовать команду, которую возглавляла много лет, он похлопал меня по спине и сказал:

– Я все понимаю!

35. Занавес

Уормвуд-Скрабс, 28 февраля 2013 года

Была среда, 27 февраля 2013 года, 15:00, когда мне наконец сообщили новость. Времени на подготовку не было. Всего сутки, чтобы попрощаться. Я не так представляла себе уход с работы, которая составляла всю мою жизнь, но, может быть, идеального способа уйти вообще не существовало.

Оформление выходного пособия должно было пройти легко, но отделу кадров потребовалось почти полгода, чтобы решить этот вопрос. Все это время я находилась в подвешенном состоянии, не понимая, ухожу я или остаюсь.

Уверена, многие из вас знают, что значит выполнять работу, с которой у вас уже разорвана эмоциональная связь. Это похоже на попытки пробраться через трясину.

Все, что вы делаете, требует огромных усилий, и вы начинаете этому сопротивляться.

Я сидела за столом и перебирала стопку документов, когда мне наконец позвонили из отдела кадров.

– Ванесса Фрейк, руководитель отдела безопасности, – ответила я.

– Это отдел кадров. Мы подтверждаем, что ваш последний рабочий день будет завтра, 28 февраля.

Бам! Вот так бесцеремонно.

– Хорошо, спасибо, – ответила я и положила трубку. Дрожа всем телом, медленно встала, дошла до двери, закрыла ее на замок, прижалась к ней спиной и разрыдалась.

Вот и все. Теперь действительно все. После 27 лет в профессии, которую знала вдоль и поперек, все должно было испариться за несколько часов. Я сама этого хотела, но мне не дали времени это переварить.

Первым делом я проскользнула в туалет и умылась холодной водой. Сделав глубокий вдох, сказала себе собраться с силами.

Затем направилась к начальнику тюрьмы.

– Вы уже обо всем знаете, не так ли? – спросила я, входя в его кабинет. – Ухожу завтра.

– Не знаю, что сказать, кроме того, что мне жаль. Жаль, что вы уходите.

Я почувствовала, как глаза снова наполнились слезами.

– Не смогу остаться в офисе, если вы будете так себя вести, – сказала я, всхлипывая. – Мне еще нужно увидеться с некоторыми людьми.

Он понимал, что я балансирую на грани. Я развернулась и ушла.

Собрала свою команду, чтобы сделать объявление. Там были даже собаки с кинологами. Новость ошеломила всех. Ранее я старательно держала все в секрете.

Раздались вздохи: «Вы шутите?», «Пожалуйста, не уходите!», «Почему?», «Кто теперь будет нас защищать?» Раздался и самый важный вопрос: «Кто вас заменит?» У меня не было на него ответа.

Затем последовали соболезнования. Люди один за другим заходили ко мне в кабинет и плакали. Я даже не догадывалась, что мои сотрудники способны на такие сильные эмоции.

Казалось, что я нахожусь на собственных похоронах и люди пришли почтить мою память.

Разве не я должна была плакать? В итоге утешала их, обнимая и хлопая по спине.

В ту ночь, вернувшись домой, я не сомкнула глаз. Паника – вот что чувствовала. Страх перед неизвестностью. Впереди была пропасть пустоты.

Я так отчаянно хотела уйти, а теперь у меня возникло желание вернуться в тюрьму, в безопасность знакомого мне места.

Полосатая рубашка, брюки, ремень, брелок для ключей. Сборы на мой последний рабочий день напоминали церемонию. Все, что я делала тем утром, было наполнено смыслом. Даже хруст гравия под ботинками, когда шла от машины ко входу в тюрьму, вызывал у меня ощущение потери, а я еще даже не ушла.

Показала пропуск надзирателю у ворот, а затем спросила:

– Вы не против, если я оставлю его себе?

Обычно обменивала пластиковый желтый диск на ключи, но теперь он должен был отправиться в шкатулку для сувениров. У меня был пропуск с номером четыре, и я очень ревностно к нему относилась.

– Конечно, нет, – сказал он, протягивая мне ключи.

В тот день время летело незаметно.

После того, как начальник тюрьмы произнес речь, я в последний раз прошлась по корпусам и попрощалась со знакомыми лицами. Это были надзиратели, которых знала много лет или совсем недолго.

Все это время я изо всех сил старалась сохранять самообладание.

Люди не хотят видеть в лидере слабость. Им нужен сильный человек, который будет их защищать. Я была и оставалась такой. Оставалась сильной до самого конца.

Пришла к вольерам, чтобы в последний раз погладить наших замечательных псов. Это была моя золотая армия. Без них мы не победили бы и в половине войн против наркотиков, которые вели.

Мой голос, должно быть, дрогнул десятки раз за эти последние часы, особенно когда я собирала содержимое своего письменного стола в картонную коробку. Так много воспоминаний! Степлер, дырокол, любимая ручка. Я даже бросила туда свою именную табличку с надписью: «Ванесса Фрейк, руководитель отдела безопасности и управления». Сотрудники считали себя обязанными привозить мне сувениры из всех экзотических мест, которые они посещали в отпуске. У меня были машущий лапой золотой кот из Китая, пластиковое лох-несское чудовище, Тадж-Махал и реликвия из пакистанской мечети.

Я аккуратно все сложила, как в тетрисе, и схватила коробку с безделушками.

– Ну что ж, ухожу, – объявила я.

Никому не могла смотреть в глаза, когда все встали из-за столов и начали аплодировать.

Держись, Ванесса, держись.

Длинные мрачные коридоры, ведущие к выходу, никогда не казались мне такими светлыми. Они как будто были освещены прожектором, указывая мне путь наружу. Думаю, это ощущение было связано с тем, что все провожали меня взглядом. Я была в центре внимания, хотя к этому не привыкла и не чувствовала себя комфортно.

– Пока, ребята! – сказала я в своей обычной сдержанной манере и в последний раз махнула рукой.

Ворота с лязгом закрылись