Но заставить кого-либо бросить нажитое, кресло с резной спинкой или некий атласный трон с золочеными по-царски подлокотниками было невозможно – бабы немедленно поднимали вой… Дремов в конце концов махнул рукой: пусть едут!

Среди повозок затерялась и телега старика Еропкина – дед также занял место в длинной череде подвод. Вскоре начали свой отход и рабочие дружины.

Наступили холода.

И Каппель со своим отрядом, и рабочие дружины двигались на восток, к Уралу, хотя конечной точкой отступления был не Урал – была Сибирь, где к этой поре сосредоточилось мощное войско.

Многие теоретики потом – когда уже все утихло и прошло немало лет – пришли к выводу, что именно Каппель со своими товарищами дал возможность сформироваться большой воинской силе, которую вскоре возглавил Колчак.

Если бы не Каппель, красные задавили бы белогвардейское движение в Сибири в самом зародыше, ничего бы там не было – глядишь, и судьба Колчака, героя японской кампании и Великой войны, сложилась бы иначе, и имя его не было бы замарано политикой. Но получилось так, как получилось. Как всегда, в общем.

Двадцать второго сентября 1918 года объединенные силы красных начали операцию по захвату Самары. С севера наступала Первая армия, с запада – Пятая, с юга – Четвертая. Удержать Самару было невозможно.

Седьмого октября Самара пала. Еще раньше – третьего октября – пала Сызрань.

На Волге остались огромные склады, которые здорово пригодились бы любому-войску, но нет – руководители Комуча сидели на них, как на золотых яйцах – никому не отдали. Одного только сукна на складах осталось на пять миллионов рублей золотом – не керенками, которыми устилали дороги и, посмеиваясь, вешали на гвоздь в нужниках, а именно – золотом. Что уж говорить о машинах, об инженерном оборудовании, винтовках и патронах – этого добра на складах также оставалось полным-полно.

Волга для белых оказалась безвозвратно утраченной – больше сюда они не вернулись.

Ижевск, в котором еще долго шли бои – отчаянные перестрелки все вспыхивали прямо на улицах, – окончательно пал седьмого ноября.

Перестал существовать коридор, по которому уходили беженцы, – его перерезали. Прорывались заводчане в сторону Уральских гор с отчаянным боем. Прорвались не все.

В задымленном, обугленном от боев городе были в первый же день расстреляны восемьсот человек.

Начинался новый этап борьбы за землю Российскую. Кто победит – красные или белые – непонятно. У тех и других была своя правда, и они за эту правду дрались.

Часть вторая

Поход на восток

Никто не видел, чтобы Каппель когда-нибудь прикреплял к мундиру ордена: носил он только знаки Николаевского кавалерийского училища и Академии Генерального штаба, а также георгиевскую ленточку, указывающую на то, что Каппель награжден орденом Святого Георгия, и все.

Когда у него спросили, почему он не носит наград, Каппель ответил суховато и очень просто:

– Я воюю не за ордена.

На фронте же Каппель не носил и серебряных знаков, словно считая их принадлежностью некой прошлой жизни, оставшейся далеко позади, – той самой жизни, которая никогда уже не вернется.

Холода обрушились на землю внезапно, стиснули, сдавили ее так, что все стежки-дорожки, насквозь промороженные, начали звенеть стеклисто; снег на землю не лег, и мороз постарался сильнее сдавить голую беззащитную плоть. Старики озадаченно чесали голые макушки:

– Беда!

Понятно, что беда, только какой она будет, что принесет? То ли скот падет от бескормицы, то ли люди от чумы тысячами лягут вдоль дорог, то ли сама земля, по которой мы бегаем, как мошки, опрокинется, и посыпят людишки с нее, словно лишний сор… Старики на эти вопросы не знали ответа и вновь удрученно чесали лысины:

– Беда!

Отряд Каппеля оброс людьми, превратился в крупную воинскую группировку. Отступая от Симбирска, она вобрала в себя все мелкие разрозненные части, пополнилась беженцами. Обозы растянулись на несколько верст, и Каппель никому не давал обижать их. Каждый день происходили стычки.

У Мелекесса Каппель, спасая казанскую группировку белых, также отходящую на восток, к Уфе – а до Уфы было без малого четыреста километров, дал большой бой. Красные части сумели обойти Каппеля и встать между ним и казанскими, а через некоторое время вообще взять казанцев в мешок – Тухачевский воевал талантливо. Эти два противника – Каппель и Тухачевский – были достойны друг друга.

У красных и сил было больше, и вооружены они были лучше. Наступали они на Каппеля несколькими волнами, одна лава за другой, и когда уже казалось, что они смяли Каппеля, тот неожиданно поднял людей в атаку. И снес красных. В прорыв хлынули казанцы, слились с громоздким отрядом Каппеля.

Образовавшемуся соединению дали название Волжской группы.

Каппель двинулся дальше, к Уфе, отбиваясь от красных, теряя людей, с боем добывая еду и патроны, почти без снарядов. Пушки он не бросил, пушки берег как зеницу ока: сегодня снарядов нет, но завтра они будут обязательно. А без пушек армия – не армия.

Впрочем, самым большим, сильно досаждающим врагом у Каппеля был не Тухачевский, не красные, а холод. Люди замерзали без теплых вещей, а взять их было негде, и тогда Каппель послал в Омск, где разместило свою штаб-квартиру новое российское правительство, подполковника Вырыпаева.

– Василий Осипович, тряхни их основательно, – попросил Каппель, – пусть выдадут полушубки, бурки, башлыки, валенки, шапки… Ведь все это есть на складах, я знаю. Попробуй добраться до военного министра. Поезжай, пожалуйста!

И Вырыпаев поехал.

К военному министру он не попал – слишком высокого полета оказалась птица, – попал лишь к главному интенданту.

Тот водрузил на нос пенсне и колко глянул на Вырыпаева.

– Теплые вещи есть, но выдать их не могу, – сказал он. – Волжская группа у меня на учете не числится.

Вырыпаев вернулся ни с чем. Своих он нашел у реки Ин – остановились на берегу и спешно заняли оборону: мост через холодную, наполовину замерзшую реку был взорван, средний пролет лежал в воде, эшелоны – а Каппель сейчас двигался по железной дороге – остановились.

С запада наступали красные, передовые части. Их-то Каппель еще мог сдерживать, но вот когда подойдут основные силы – артиллерия, когда навалятся всей мощью, тогда конец – каппелевцы останутся лежать на этом берегу.

От того, как быстро будет восстановлена переправа, сам мост, зависела судьба всей каппелевской группировки.

Вырыпаев вошел в штабной вагон и, увидев, что в вагоне находятся двое незнаковых полковников – командиры казанских частей, вытянулся перед генералом и по всей форме доложил о поездке в Омск.

Невозмутимое лицо Каппеля дрогнуло, у губ образовались складки.

– Так ни одного полушубка и не дали? – неверяще переспросил он.

– Ни одного не дали.

Каппель неожиданно нервно помял в пальцах карандаш, которым помечал что-то на карте, рассказывая об этих пометках казанским полковникам, швырнул карандаш на стол.

– Неужели нам и дальше придется снимать полушубки с убитых красноармейцев, тем и довольствоваться?! – воскликнул он.

– Думаю, что нет, ваше превосходительство, – вытянувшись, по-уставному ответил Вырыпаев. – Когда дойдем до Уфы – все изменится.

– Изменится или должно измениться? – резким, отвердевшим