— Как по мне, этот твой «нервический припадок» получился весьма достоверным. Особено когда охрана начала вырывать у тебя из рук «Рокот», и уговаривать оставить в живых полицейского чиновника… Тот, судя по виду, едва не умер на месте, и точно испачкал кальсоны, ха-ха!..

— Н-да, насчет него я, пожалуй, немного увлекся. Впрочем, несмотря на проявленное буйство и устроенный скандал, остатки «прибора» мне так и не вернули — так что «припадок» не помешает повторить еще раз. На бис, так сказать.

— Ну и удачи французам в исследованиях. Сам же говорил, что там такого намешали, лет сто гадать будут.

Увидев приближение денежных клиентов, стайка «ночных бабочек» призывно заулыбалась:

— Эй, красавчики, развлечемся?

— Можно и втроем! Я Жюли!..

— Или квартетом, ха-ха! А я Мари, сладкий…

Видя, что мужчины равнодушно проходят мимо, накрашенные «куртизанки» моментально переключились на приближающуюся компанию гуляк, выставляя на всеобщее обозрение женские подвязки и нижние панталончики. Судя по одобрительным возгласам «тонких ценителей», импровизированный показ мод пришелся им по душе — настолько, что на поднятый гвалт пожаловал обеспокоенный «кот», обеспечивающий своим кошечкам безопасность постельного труда. Меж тем, друзья благоразумно сменили сторону улицы на противоположную и спокойно продолжили прогулку, время от времени проходя мимо очередной стайки зарабатывающих себе на пропитание французских шалав. Чем ближе был Монмартр, тем больше было света, красочных вывесок и гуляющих прохожих — так что вскоре два добропорядочных буржуа окончательно растворились среди парижан и тех гостей столицы, что желали вкусить все радости жизни. Ну или хотя бы надкусить то, на что хватит их кошелька…

— Мсье, не проходите мимо! Только сегодня, и только для вас!!!

— Мердё!

— Запретные наслаждения на любой вкус, мсье! Есть юные девочки… Или мальчики? Свежий опиум, или…

Рыкнув на тощего, и изрядно набриолиненного зазывалу с довольно характерными манерами «литератора в изгнании», что протянул свои грабли к его сюртуку, рыжий буржуа досадливо сплюнул. Увы, но в верткого типа он так и не попал, отчего растроился еще больше и гневно сопел добрых пять минут — и дулся бы и дальше, если бы его спутник, старательно давивший усмешку, не констатировал:

— Нервничаешь.

— Я-а⁈ Да вот еще!..

Прошагав в полном молчании с десяток метров, Долгин со вздохом признал:

— Твоя правда, командир, нервничаю. Потому как облегчать карманы самому императору и Самодержцу Всеросийскому мне как-то доселе не… Кхм, в общем, боязно.

Галантно уступив дорогу троице страшненьких, но веселых и совсем немного хмельных француженок, князь Агренев философски заметил:

— Не мы первые, да наверняка и не последние. С тем же светлейшим князем Меншиковым точно не сравнимся — как ни старайся, а двухгодового бюджета империи нам при всем желании не утащить.

— Хм? Это который у последнего царя-Романова в денщиках начинал?

— Он самый.

— Пф-ф! Так это когда было!!!

— Ну хорошо, вот тебе пример из современности: в годы своей молодости нынешний кайзер Вильгельм имел небольшую интрижку с некоей Эмилией Клопп. Французская куртизанка с весьма милым прозвищем «Miss Love», будучи на пятнадцать лет старше любовника, так вскружила ему голову, что он преподнес ей в дар свою фотокарточку с собственноручной надписью фривольного содержания. А так же имел неосторожность оставить в ее нежных ручках несколько своих писем, и любовных записок весьма компрометирующего содержания. Когда они расстались, Эмили дождалась женитьбы Вильгельма, и пообещала опубликовать все имеющиеся у нее послания, если ее бывший сердечный друг не выплатит ей весьма приличную сумму…

Долгин с большим интересом слушал про полную лишений и невзгод личную жизнь германской Августейшей фамилии, не забывая при этом поглядывать по сторонам.

— Тот поначалу вообще все отрицал, но затем послал ей двадцать пять тысяч марок. Потом еще столько же, и еще… В общем, эта предприимчивая «MissLove» благополучно прожила остаток своей жизни на этот негласный пенсион от августейшего любовника, и лишь незадолго до своей смерти передала компрометирующие бумаги тогдашнему канцлеру Бисмарку. Тот, ознакомившись с записками, заметил, что он бы тоже отрицал написание таких писем… И тоже платил. Ведь публикация писем могла испортить репутацию не только принца Вильгельма, но и пошатнуть авторитет прусской короны.

Пройдя в полном молчании целую минуту, Григорий задумчиво протянул:

— Где-то я уже слышал что-то подобное…

— Артур Конан Дойл, рассказ «Скандал в Богемии».

— Точно!!! Так значит, его шантажистка Ирэн Адлер прямиком списана с этой Эмили Клопп? А простак Вильгельм, наследный принц Богемии… Хм, англичанин даже имя не стал менять? Однако!

В очередной раз сменив сторону улицы на менее оживленную, напарники вышли на перекресток, от которого уже недалеко было и до хорошо знакомого им кабаре «Мулен Руж».

— И в продолжение все той же темы: слышал я одну довольно забавную историю насчет законности прав потомков Петра Алексеевича на власть: говорят, что покойный ныне император Александр Миротворец по вступлении своем на трон, первым же делом призвал Победоносцева…

— Тоже ныне покойного.

— Хм? Ну да, нашими заботами… Так вот, призвал его и поинтересовался: так кто же все-таки был отцом императора Павла? Законный муж Екатерины Великой, или ее фаворит и любовник граф Салтыков?

— И что Победоносцев?

— Сначала ответствовал, что вполне мог быть и Салтыков — на что па́па нашего Мишеля, подумав, размашисто перекрестился и с большим чувством заявил: «Слава Богу, мы — русские!»

— Ну да, как же. В Готском Альманахе черным по белому их титул прописан: Гольштейн-Готторп-Романовы! Эм… Все, молчу!..

Перестав укоризненно глядеть на друга, за интересным разговором начисто позабывшего о своей тревоге и проистекающей из нее нервной меланхолии, черноволосый буржуа тонко улыбнулся:

— Однако через некоторое время Победоносцев все же смог разыскать в архивах бумаги, неоспоримо подтверждающие,что отец сына Екатерины Великой, ее законный супруг-император Петр Третий. Тогда покойный государь опять истово