бы большинство людей, в каком-нибудь укромном месте. Но министр, знал Дюпен, был одновременно математиком и поэтом (как и он сам, и как По). Приспособив свои мысли к возможностям незаурядного ума, Дюпен понимал, что нужно искать письмо, спрятанное на виду.

Эмпатический метод Дюпена – проникновение в мысли и чувства – трудно соотнести с объективностью или отстраненным, безличным наблюдением, которое в то время отстаивали признанные ученые. Измерение, деление, вычисление и составление карты четко ограниченного пространства – вот методы, которым По научился в Вест-Пойнте и которые Бейч теперь применял в Национальной геодезической службе.

Дюпен предположил, что такие подходы могут открыть факты, скрытые только интеллектом мирского рода. Он говорил: «Это одна из тех аномалий, которые, хотя и чаруют умы, далеки от математики, и тем не менее полностью постижимы только для математиков».

По создал из Дюпена выразителя нападок на развивающиеся эмпирические и математические науки. Они не были неправильными, только узкими, и оскорбительно путали интеллект творца с интеллектом прилежного бюрократа.

Месмерические откровения

По словам сторонников новой науки, лихорадочно обсуждаемой в Нью-Йорке, – месмеризма или «животного магнетизма[56]», – истинные границы познания расширялись с каждым днем.

Свет в зале погас, и на сцену вышел человек, одетый как врач или проповедник. Он начал с обсуждения новой науки: известные факты, точки соприкосновения с последними открытиями в медицине, электричестве и физиологии, а также тайны, которые все еще не раскрыты.

Затем он вывел «подопытную», женщину, которая, как говорили, обладала удивительной чувствительностью. Они сели в кресла лицом друг к другу. Наполнив свой разум «сильной волей, соединенной с благожелательностью чувств», он смотрел на нее не мигая, оказывая постоянное давление на руки, пока она не закрыла глаза. Затем он стал совершать осторожные движения руками вблизи ее кожи, от макушки головы до кончиков пальцев, к животу, к ногам.

С помощью вопросов он проверял глубину ее транса: «Вы спите? – Да/Нет/Я бы предпочла спать более крепко». Вскоре она входила в магнетическое состояние.

Испытуемая отвечала на вопросы и подчинялась командам, определяла предметы и читала отрывки из книги через повязку на глазах или из другой комнаты. Затем на сцену выводили зрителей и также вводили их в это состояние. У некоторых снимались нестерпимые боли, другие наблюдали давние события, третьи просыпались, ничего не помня о своих действиях.

Такие «эксперименты» проводились в тех же залах лектория, что и лекции Комба, Эспи и Ларднера. Они производили сверхъестественные эффекты, сравнимые с шоу волшебных фонарей, с элементами магии и ритуала. Хотя они были более контролируемыми, чем евангелические возрождения, они намекали на тайны, выходящие за пределы мира обычного здравого смысла. В романе Натаниэля Готорна «Счастливый дол», действие которого происходит в пьянящих потоках утопической философии 1840-х годов, персонаж, присутствующий на месмерическом представлении в деревенском лектории, видит в этой новой науке воплощение «мистицизма – или, скорее, мистической чувственности – необычного века». Ральф Уолдо Эмерсон поначалу воспринял месмеризм как причуду для умов, ставших нездоровыми под влиянием сенсаций: «Я полагаю, что как рынок и переулки нуждаются в стимуляции, так и наши мудрые соотечественники рады, когда их заставляют удивляться чему-то, что прекрасно для чувств». Позднее, оглядываясь на период расцвета, он рассматривал месмеризм как утверждение «единства и связи между удаленными точками», часть исторического «глотка нового воздуха».

Франц Антон Месмер был немецким врачом, он гастролировал по Европе, проводя сеансы лечения хронических заболеваний и боли руками. Связанный с масонскими ложами, Месмер утверждал, что разрабатывает ньютоновскую науку о притяжении и космическом равновесии, работая с невидимой субстанцией, похожей на электричество, которая переносится эфиром и циркулирует в телах. Для многих «лечение» Месмера стало панацеей, для других – абсурдным, развратным мошенничеством. В 1784 году Парижская академия наук организовала комиссию по месмеризму: ее члены, включая Пьера-Симона Лапласа и Бенджамина Франклина, пришли к выводу, что эффекты Месмера, хотя часто и были подлинными, объяснялись лишь воображением его пациентов.

В 1820-х годах в Париже появилась новая волна магнетизеров, работавших с «ясновидящими» и «сомнамбулами», которые утверждали, что видят события, читают книги на незнакомых языках, а иногда общаются с мертвыми. Новая волна докатилась до Лондона, где врач Джон Эллиотсон использовал месмеризм для снижения болевых ощущений у пациентов, нуждающихся в хирургии. В Нью-Йорке месмеризм появился в 1829 году, его впервые представил французский инструктор в Вест-Пойнте Жозеф Дю Коммон, а распространение он получил благодаря Шарлю Пойену, французу, покинувшему плантации своей семьи на Карибах. Пойен впервые практиковал в Лоуэлле, штат Массачусетс, в 1836 году, предлагая месмеризм как способ навязывания дисциплины в цеху среди работниц фабрик. Месмеризм был принят последователями Сведенборга, естествоиспытателя и мистика, который видел соответствия между миром природы и скрытым царством духов и ангелов.

В то же время его практикующие охотно использовали методы и язык науки. Месмеризм предлагал эмпирический и рациональный подход к явлениям, одновременно психическим и материальным, постоянно вызывая в памяти такие понятия из физики, как электромагнетизм и люминесцентный (т. е. светоносный) эфир. Однако он также бросал вызов фиксированности пространства, времени и материи, на которых строился научный консенсус, казалось, демонстрируя невидимую симпатию между телами на большом расстоянии.

Магнитные представления часто выглядели как битвы воли и разума между магнетизерами, субъектами и скептиками – они были очень зрелищными. Даже те представления, которые не оправдали ожиданий, придавали науке ощущение подлинности. Другие спиритические сеансы вызывали настолько сильные и странные переживания, что даже скептикам приходилось признать, что что-то происходит. В руководстве из Бостона за 1843 год приводился пример обращения могущественного Боза: «Мистер Диккенс в письме к другу говорит, что, став свидетелем экспериментов доктора Эллиотсона в Лондоне, «он был бы нечестен по отношению к этому джентльмену и к самому себе, если бы не решался заявить, что он верующий в эту науку и что он стал таковым вопреки всем своим предвзятым мнениям»».

В Соединенных Штатах вокруг месмерических явлений возникли новые теоретические основы: Джон Бови Додс выдвинул систему «электрической психологии», «лечение разума» Финеаса Куимби поместило источник всех болезней в разум, а Орсон и Лоренцо Фаулер – нью-йоркские френологи, которые пропагандировали новые науки и методы лечения, включая целебные свойства восьмиугольных домов – были убеждены, что френология и месмеризм – «братья-близнецы». «Этерология» Стэнли Граймса также привела «факты месмеризма и «френомагнетизма» в гармонию с известными и признанными законами электричества и магнетизма», и По высоко оценил эту попытку за ее «изобретательность и правдоподобность».

Месмеристы разделяли навязчивые идеи По о границах эмпирической науки и теневых отношениях между материей и духом, наблюдением и воображением. В умопомрачительном рассказе «Повесть