и крики продавцов, а также грохот тележек с углем по булыжникам. По поразил шум города. «Там, где два человека занимаются делом жизненной важности, где судьба зависит от каждого слога и каждого мгновения, глотки продавцов кричат и вопят, пока не охрипнут до временной тишины!» Мария Клемм присоединилась к ним в пансионе, расположенном рядом с книготорговцами, журнальными конторами и типографиями на Энн-стрит. Здание было гораздо ниже особняков, недавно появившихся вдоль Четырнадцатой улицы, и находилось в нескольких минутах ходьбы от Бродвея, мэрии и жалких трущоб района Файв-Пойнтс.

Читальные залы и библиотеки пользовались популярностью, а журналов и издательств в городе было больше, чем в любом другом. Кроме того, Нью-Йорк отличался респектабельной наукой. Лицей естественной истории, основанный в 1817 году, мог похвастаться прекрасной коллекцией сохранившихся животных, растений и камней. В 1836 году он приобрел большое здание на Бродвее рядом с Принс-стрит и сдал помещения Френологическому и Садоводческому обществам. Открытие ознаменовалось лекцией Бенджамина Силлимана по геологии. Среди ведущих деятелей лицея были Джон Торри, его ассистент, ботаник Эйса Грей, теоретик и инженер Уильям Редфилд, а также Джон У. Дрейпер, продолжавший работу над химией, физикой и дагерротипом. В 1843 году здание лицея конфисковали, но Дрейпер помог перевести его в медицинский корпус Нью-Йоркского университета.

Однако голос трезвого факта и практической пользы заглушался в городской какофонии развлечений, сенсационных новостей и радикальной науки. В Саду Нибло на Бродвее, на Принс-стрит, можно было насладиться ужином, спектаклями, музыкой, панорамами, научными лекциями и престидижитациями синьора Блица, знаменитого фокусника. В Библиотеке Нью-Йоркского общества на Бродвее, где висели большие аллегорические картины Томаса Коула «Путешествие жизни», читали лекции по философии, литературе и искусству.

В нескольких кварталах к востоку от Вашингтон-сквер, во внушительном Клинтон-холле, где Дионисий Ларднер начал свою американскую карьеру, находилась штаб-квартира вегетарианского общества, суфражистской группы и одного из крупнейших интеллектуальных концернов в стране – Френологического общества во главе с Орсоном и Лоренцо Фаулерами. Здесь хранилась коллекция черепов и бюстов, а также находился лекционный зал, типография и читальный зал, где можно было узнать о шишках, органах и социальных реформах. В Клинтон-холле лекции подтвержденной и устоявшейся науки и солидного образования соперничали с новыми теориями и системами, некоторые из которых являлись спекуляциями, другие – откровенным мошенничеством, а третьи неуверенно болтались между фактами, провокациями и апокалипсической актуальностью.

Автор книги «Мошенники Нью-Йорка» объявил город «избранной ареной странствующих горцев, будь то философия, филантропия или религия»: «Чем более невежественными, наглыми и даже порочными объявляют себя шарлатаны, тем на большую власть и покровительство они могут рассчитывать». Несколько журналов обращались к массам и от их имени. В Tribune Горация Грили публиковались популярные астрономические лекции Ормсби Митчела, математика из Вест-Пойнта и коллеги Бейча, который основал обсерваторию в Цинциннати. Tribune также публиковала переводы Шарля Фурье, французского утопического социалиста. Фурье стремился перестроить общество на основе более рационального распределения труда (при этом его пропаганда умопомрачительного разнообразия сексуальных отношений была сокращена для американской публики).

Ежедневные газеты начали публиковать цены на товары и сообщать о прибытии кораблей. The Sun, где По опубликовал свою статью о воздушном шаре, стала первой большой газетой, которую читали те, кто не мог позволить себе подписку или ежедневную газету за шесть пенни. Начав свой путь в 1833 году, она росла благодаря «системе газетчиков» и успеху «Лунной мистификации» Ричарда Локка.

Другой мистификатор, Финеас Тейлор Барнум[54], недавно стал владельцем Американского музея на Бродвее, чуть ниже парка Сити-Холл. Здание украшали флаги и лампа маяка. Кроме того, на крыше располагался сад, откуда можно было любоваться видами и запускать воздушные шары. Барнум, сын лавочника, был родом из Бриджпорта, штат Коннектикут. Обладая копной темных вьющихся волос, большими глазами, рокочущим голосом и увлекательным потоком нелепостей, он спекулировал недвижимостью и запустил лотерейную сеть, прежде чем посвятить себя популярным развлечениям.

В 1837 году (в то время как По замышлял мистификации Пима) Барнум встретил одного из своих героев в концертном зале Бостона: Иоганна Мельцеля, гастролировавшего с шахматным автоматом. Барнум рекламировал свой первый успешный аттракцион, скромно названный «Величайшая природная и национальная диковинка в мире». Это была Джойс Хет, исхудавшая женщина, которая, по его словам, являлась бывшей рабыней и няней Джорджа Вашингтона, то есть ей было более полутора веков. Хет курила сигары и рассказывала зрителям о младенческих выходках «отца нашей страны». Для сомневающихся Барнум представил счет за ее покупку и письменное подтверждение того, что «выдающиеся врачи и умные люди» со всей страны «осмотрели этот живой скелет и прилагающиеся к нему документы, и все неизменно считают, что ей 161 год!». Мельцель, «великий отец публичных развлечений», одобрил обесчеловечивающее зрелище Барнума и заверил его в будущем успехе: «Я вижу, – сказал он на ломаном английском, – что вы понимаете значение прессы, и это прекрасно. Ничто так не помогает шоуменам, как печатные машинки и чернила».

Барнум постоянно рассказывал в газетах о своих аттракционах. В его постоянно меняющийся список диковинок входили гиганты, альбиносы, коренные американцы-танцоры, жонглеры, фокусники, автоматы, чучела животных, окаменелости и чудовищные существа. Как и в случае с Джойс Хет, он рассчитывал на желание зрителей поглазеть на других людей, особенно если они были преувеличенно непохожи на них самих. Одним из самых известных его исполнителей стал Чарльз Стрэттон, или Мальчик-с-пальчик – «самый маленький человек, который когда-либо ходил без помощи взрослых», – карлик-ребенок, который, как утверждали, был на несколько десятилетий старше своего возраста, обученный говорить и двигаться как взрослый, пил и курил сигары к пяти годам. Некоторые из этих чудес являлись подлинными, многие – мошенничеством, но все они были открыты для вопросов и дебатов.

Большой научный и музыкальный театр Барнума достиг своего апогея благодаря экспозиции, вдохновленной Исследовательской экспедицией США, которая причалила в Нью-Йорке в 1842 году после четырехлетнего кругосветного путешествия. Смерть захваченного на борту вождя фиджийцев Вейдови обсуждалась в новостях. Когда распространились слухи о заговоре с целью сохранить его голову для краниологической экспертизы Мортона, Барнум добавил в рекламные проспекты своего музея новую достопримечательность: «голову вождя каннибалов». Посетители, заплатив, обнаруживали гипсовый слепок мертвого человека.

Чтобы подогреть «лихорадку Фиджи», Барнум позаимствовал японскую диковинку у Мозеса Кимбалла, шоумена из Бостона, переименовал в «Русалку Фиджи» и объявил о предстоящем прибытии английского ученого, «доктора Гриффина, агента Лицея естественной истории в Лондоне, из Пернамбуко». Знаменитый доктор – на самом деле помощник Барнума Леви Лиман – появился в Нью-Йоркском концертном зале на Бродвее и показал русалку, не упомянув Барнума, который затем объявил, что приобрел «диковинное животное» и будет показывать его в своем Американском музее.

Через месяц