– Я бы никогда не отказался принять советника герцога, – сказал д’Акорси. Казалось, его все это слегка забавляет. Не самое разумное поведение. Он не очень хорошо знает Лению.

Дворецкий прошел к входной двери, потом вернулся, чтобы объявить и впустить Гвиданио Черру, все еще нарядно одетого после приема.

– Благодарю вас, мой господин, – сказал Черра. – Я не отниму у вас много времени. Мне необходимо вернуться домой к дочери.

– Вы зашли сюда до возвращения домой? – спросил д’Акорси. Он уже не забавлялся. Сделался внимателен.

– Да, это так. Чтобы объяснить и извиниться.

– Передо мной? – Д’Акорси приподнял брови.

– Нет, господин. Перед синьорой Серрана. Когда она сказала, что не будет ужинать с нами, я взял на себя большую смелость… Я… мне показалось, что она… Я подумал, что она, возможно, решит выйти из дома вечером, а мы знаем, что это может быть неразумно.

– Неразумно! – холодно произнесла Ления, и было неясно, повторила она его последнее слово или прокомментировала то, что он сказал.

Гвиданио Черра поклонился ей:

– Я пришел, чтобы извиниться. Это было инстинктивное решение. Но у меня были добрые намерения. После нашей беседы.

Какой беседы? Рафел видел, как они говорили на верхней площадке лестницы, но не придал этому значения.

– Вы решили, что я нуждаюсь в защите? – Теперь Ления гневно уставилась на советника герцога.

Черра поколебался. Посмотрел на двух других мужчин, потом ответил:

– Многие из нас в ней нуждаются, в какие-то моменты. Я знаю это по себе.

Воцарилось молчание.

Фолько д’Акорси прочистил горло.

– Если это имеет какое-то значение, синьора, я питаю глубокое уважение к синьору Черре после нашего знакомства несколько лет назад, когда он был еще очень молод.

Ления открыла рот; Рафел почти услышал те едкие слова, которые она готовилась произнести. Она вздохнула. А когда заговорила, то сказала только:

– Возможно, я была несправедлива к людям, которые беспокоились о моем благополучии. Я к этому не привыкла.

Рафел рискнул и сказал:

– Это глубоко меня ранит.

Она взглянула на него, и он увидел, как наконец-то меняется ее лицо, как в ней просыпается веселость. И молча возблагодарил обе луны. А потом понял, что не только не хочет, чтобы она сердилась на него, – он не хочет, чтобы она печалилась.

– Это все равно было самонадеянно с моей стороны, – сказал Черра. – Но я рад, что получил прощение. Если я его получил. Я действовал из благих побуждений, да. И еще… – Он заколебался.

У Рафела при взгляде на него вдруг возникло плохое предчувствие.

– И еще? – тихо спросила Ления.

Гвиданио Черра опустил глаза, потом снова поднял их на нее.

– Я позволил себе еще одну вольность.

– Вы из тех людей, которые их себе позволяют? – спросила она, голос ее снова стал холодным.

– Нет, – ответил он. – Обычно нет.

– Но вы поступили так со мной?

– Ради вас, как я думал, синьора.

– Ради меня. Что дало вам на это право, синьор?

Рафел обнаружил, что опять затаил дыхание.

– Не могу точно сказать, – ответил Черра. – Возможно, я сейчас немного не в себе. Вне моей обычной жизни.

– Это должно было сделать вас совершенно равнодушным к человеку, с которым вы поговорили несколько минут сегодня утром.

Он слегка улыбнулся:

– Должно было.

– Так расскажите нам, приятель, и идите домой, к дочери, – сказал Фолько.

Черра смотрел на Лению, будто ждал ее разрешения. Через секунду она кивнула.

Рафелу все еще было трудно дышать. Он не мог бы объяснить почему. Ночь, туман. Так много перемен, так быстро. Но ты человек рассудка и расчета, напомнил он себе, не поддающийся дурным предчувствиям.

– Сегодня днем я расспросил людей, которые могли бы знать. Насчет… насчет того человека с вашей фамилией в Бискио.

«Проклятие!» – подумал Рафел бен Натан.

Ления не знала точно, почему кивнула Черре, разрешив ему продолжать. Может, из-за усталости? Но она, как ни странно, не была против того, что в комнате присутствует д’Акорси и слышит то, о чем они говорят. Он ее не смущал.

Тем не менее она по-прежнему не считала, что кто-то из находящихся здесь мужчин – может быть, вообще хоть кто-то из мужчин – поймет ее в полной мере. Или хотя бы в основном.

Гвиданио Черра продолжил:

– История его жизни покрыта тайной, но три человека, которые каждый год ездят в Бискио на скачки, рассказали мне, что он был лучшим наездником много лет, с самого юного возраста. Много раз побеждал. Прославился. И… и он родом с юга, синьора. Это всем известно.

– То, что всем известно, может оказаться неправдой, – сказала она.

Черра кивнул:

– Я это понимаю, синьора.

Фолько д’Акорси внимательно слушал. Он обратился к Черре:

– Погодите. Это тот Серрана, которого мы оба видели… тот человек, выступление которого мы видели несколько лет назад?

Черра снова кивнул:

– По-видимому, он перестал участвовать в скачках после этого, – ответил он. – Карло Серрана все еще молод. Теперь он разводит и тренирует лошадей.

Антенами Сарди говорил ей об этом в Родиасе.

– Не знал, что он прекратил выступать, – сказал д’Акорси. – Я больше там не бывал.

– Я тоже.

Ления задумалась, почему этот человек прекратил участвовать в скачках, но ведь на самом деле ее интересовало не это? Ее интересовало совсем другое, не так ли?

На нее вдруг навалилась настоящая усталость. Было поздно, день выдался трудный, во всех смыслах.

– Спасибо, синьор Черра. Я не сомневаюсь, что вы желали мне только добра. Я вам благодарна. Идите к дочери. Было очень любезно с вашей стороны зайти сюда по дороге.

– Я прощен?

Ей удалось улыбнуться:

– Да.

– За обе провинности?

– Это так много для вас значит?

– Да, – ответил он.

– Тогда да, за обе.

Он поклонился и вышел. Человек, который пережил ужасные потери две недели назад. Который тем не менее пришел сюда рассказать ей о том, что, как он считал, она могла захотеть узнать. Доброта. В мире существует доброта, напомнила она себе.

Дворецкий проводил его к выходу, они услышали, как двери открылись и снова закрылись.

– Я иду спать, – сказала Ления. – Ужин прошел хорошо?

– Вполне, – ответил Рафел. – В нашем мире нет ничего легкого. Расскажу утром.

Есть ли что-либо легкое в любом из миров? Существует ли лучший мир? У нее сохранились туманные воспоминания о том, как мать рассказывала ей о таком мире.

Она поднялась к себе. У нее была большая комната с жаровней и очередной мягкой кроватью. Ты можешь привыкнуть к этим кроватям и подушкам, подумала Ления. Это не обязательно хорошо.

Слишком много мыслей гонялось друг за дружкой в ее чересчур утомленном мозгу. «Он родом с