Шрифт:
Закладка:
— Я придумала, что нужно делать! Мы тебя будем знать Севгуном. Севгун немного похоже на имя Великого Курна, но это совсем другое имя. Его могут иметь простые люди.
— Ну что же — Севгун так Севгун, — согласился я. — Однако ты не назвала свое имя.
— Меня зовут Кыйдик. Понимаешь: Кыйдик! Так меня назвал дедушка Лаулас. У меня хороший дедушка Лаулас. Он так назвал меня еще тогда, когда живы были мои родители.
Откуда-то издалека, будто сквозь толстую стену, донесся глухой рокот мотора. Кыйдик испуганно смолкла. Молчал и я, прислушиваясь к знакомым звукам. Рокот исходил от вертолета. Значит, меня ищут. Надо немедленно дать знать пилоту о том, что здесь в скалах есть люди.
— Скорее на улицу, Кыйдик! — воскликнул я, обеспокоенный тем, что вертолет может пролететь мимо стойбища.
— Тише! — девушка прижала пальцы к губам — жест, понятный, вероятно, всем народам нашей земли-матушки. — Тише! — повторила она шепотом.
Гул вертолета удалился, и снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь шипением горящего газа в настенных светильниках.
— Это небесный Кинр[3], — сказала Кыйдик. — Великий Зимагор ненавидит небесного Кинра. Они — враги. Ты никогда не видел небесного Кинра? Нет? Он похож на большеротого морского бычка. Только он большой и может летать. Но ты не бойся его. Мы в То-Рафе Великого Зимагора, а сюда не может проникнуть даже маленькая мошка, не то что этот пузатый Кинр.
Смешная девушка! Вот уж будет что порассказать ребятам в техникуме, когда вернусь домой. А вообще все это не только забавно, но и странно. Тут действительно живут какие-то отшельники. Возможно, эти люди даже элементарной грамоты не знают.
— Ты грамотная? — спросил я у девушки.
Она в недоумении смотрела на меня своими влажными, чуть раскосыми глазами.
— Ну, читать и считать ты умеешь? Сколько, например, тебе лет?
— A-а! Вон ты что спрашиваешь! Мне сейчас уже почти три руки, — подняв ладони, она показала короткие растопыренные пальцы. — Понятно?
Куда уж понятнее! Стало быть, в этом стойбище и грамоты не знают. Надо рассказать в техникуме об этом. Наши комсомольцы наверняка возьмут над ними шефство. Года за два всех от мала до велика обучат. Жаль только, что мне самому не придется в этом участвовать. Через полтора месяца защита диплома.
Я с сожалением взглянул на девушку. Выхолит, она всего-навсего лет на пять моложе меня, а до сих пор еще не училась. Как же такое можно допустить в наше время? Просто в голове не укладывается. Ну, живут эти люди где-то у черта на куличках, но ведь детей-то нужно отправлять в интернат. Чем все-таки они здесь занимаются?
Об этом я и спросил у Кыйдик.
— Мы ловим рыбку, нерпочку, мужчины иногда ходят на охоту. Не все ходят. Только те, кому разрешено иметь медвежьи ичиги. Это чтобы на земле не было видно следов. Пусть Кинры думают, что здесь нет людей — только медведи.
Так вон для чего у них «батинги» из медвежьих лап! Своеобразная маскировка. Недурно придумано.
— А ты тоже охотник? — спросила Кыйдик.
— Нет, я студент. Буду скоро техником-строителем. — И. видя, что она этого не может понять, пояснил: — Учусь делать То-Рафы. Понятно?
— Понятно, понятно, — закивала головой девушка. Потом поднялась, шурша полами халата. — Мне уходить надо. Умрун велел мне тебе рассказать мало-мало, а я уже много-много говорила. Ты ничего не говори Умруну. Он злой, Умрун. И еще скажи, что тебя зовут Севгун, Сергей — не надо. Понятно?
И снова я остался один на один со своими надеждами и сомнениями. Тишина гробовая, лишь посапывают светильники, холодными бликами отражаясь в серых каменных стенах, опутанных сеткой аккуратно расшитых швов.
9
Дни потянулись длинные, утомительные и однообразные, как осенние затяжные дожди, когда неделями не видно ни солнца, ни чистого неба и над землей висит промозглая водянистая мгла. Меня по-прежнему посещал Умрун. Иногда он уходил тотчас, как только Кыйдик приносила мне пищу, иногда задерживался надолго и подробно расспрашивал о моем житье-бытье, заинтересованно и внимательно выслушивал рассказы о Торохе.
Судя по некоторым его вопросам, он там, видимо, бывал. Только очень давно.
Старик был тощий и сухой, с редкой бородкой и убогими обвислыми усами, из-под которых неприятно высовывались крупные желтые зубы, чем-то напоминающие кукурузные зерна.
Из рассказов Кыйдик я понял, что во главе этого затерянного племени стоит какой-то человек, по всей вероятности, довольно хитрый и ловкий, поскольку его называют не иначе, как Великий Курн или Великий Зимагор. Вероятно, это шаман, сумевший обманом завлечь в эти малодоступные места одно из северных племен.
Смущало, однако, то обстоятельство, что для освещения здесь используется газ. Впрочем, это, может быть, дело рук все того же Умруна, прожившего, видимо, большую и сложную жизнь.
Я уже чувствовал себя вполне здоровым и несколько раз высказывал желание дать мне возможность хоть на час выйти на свежий воздух, но Умрун категорически отвергал эту просьбу:
— Не мозно! Пока не мозно!
Почему «не мозно», он не объяснял. Рассказывать он также ничего не рассказывал, а только расспрашивал, и это раздражало меня.
— Слушай, Умрун, — наконец не выдержал я, — когда мне можно все-таки увидеть вашего Зимагора?
В ответ на мой вопрос он только обнажил в улыбке свои длинные желтые зубы, сказал успокаивающе:
— Списить надо нет. Господин Зимагор сам позовет на своя сторона, если надо.
Черт побери, даже «господин»! Силен, видно, шаман, если его так величают.
Оставшись один, я долго раздумывал над тем, как встречусь с этим шаманом, как выведу его на чистую воду, разоблачу все его штучки.
Что это за «штучки», я и не представлял себе, но зато в моем воображении явно вылепился образ злого старика с бубном, который многие годы морочит головы доверчивым людям, живет за их счет сытно и богато, одним словом, эксплуатирует их, как ему вздумается.
Уж я сумею раскрыть этим людям глаза. Недаром же я, как говорится, без пяти минут техник. А шаман, небось, и грамоты-то не
