как потерялся Джики и чем все это закончилось.

— Да уж, славные приключения тебе пришлось пережить. А теперь давай я тебе расскажу, что тут было, — сказал он, усаживаясь среди подушек.

— Давай! Ты не представляешь, как я по вам всем скучала! — воскликнула я, забираясь к нему в постель и засовывая озябшие ноги под одеяло.

— Ну, начну с того, что все было ужасно. По-моему, Клавдия просто сумасшедшая, настоящая буйнопомешанная. Она оскорбила Одессу, и та ушла. Она вовсе не беременна, но утверждает обратное. Табита же как раз беременна, и это выводит маму и папу из себя. По-моему, она собирается оставить им младенца, ну, или, как все считают, двух младенцев, и сбежать в эту свою секту, которая в этом году намылилась гастролировать по Америке. Все так ругались и орали друг на друга, что я уже и не помню, кто с кем еще разговаривает.

— Ужас.

— Да уж.

Некоторое время мы молчали. Потом я спросила, не рассердились ли на меня Эдвард с Джокастой.

— Нет, конечно. Они просто решили, что тебя достало наше чокнутое семейство, но они очень волновались за тебя. Как и я.

— Знаю. Дэйви, прости меня. Мне просто нужно было уехать, но погода испортилась, поезда не ходили…

— Все нормально, я все понимаю. Но что там у тебя с Алексом? Неужели он собирается сделать из тебя честную женщину? Верится с трудом.

Лично я считала, что в этом нет ничего невероятного, поэтому показала ему язык.

— Очень интеллигентно. Тогда вы могли бы обвенчаться в нашей часовне, я бы разбрасывал лепестки роз, шествуя перед вами, или, если твой отец откажется, стал бы посаженым отцом…

— Дэйви, перестань издеваться. Я такая счастливая!

— Заметно. Но, знаешь, не говори «гоп»…

— Пока не перепрыгнешь. Слыхала.

Он откашлялся.

— Теперь я перед тобой должен извиниться за то, что на тебя набросился. Я, конечно, понимаю, что повел себя глупо, но я был в отчаянии…

— Еще как должен извиниться. Какого черта ты вообще на меня накинулся?

— Ну, понимаешь, мне нужно было хотя бы попробовать… Но, как оказалось, все это совершенно бесполезно. Ты ведь моя лучшая подруга, и я подумал, что так будет легче, но вышло только хуже. Ты была такая красивая в тот вечер…

Я ошеломленно уставилась на него.

— Ты что, экспериментировал на мне? Это хочешь сказать?

— Прости, Поппи. Я подумал, что стоит попытаться, тем более что завещание… Но я еще лет в двенадцать понял, что я гей. Мне тогда снились потрясающе интересные, но очень беспокойные сны о римских центурионах…

— Дэйви, умоляю, объясни наконец про это ваше таинственное завещание.

— Ты же знаешь, как я ненавижу объяснять, — заныл он. — Но раз уж ты так настаиваешь… Мои сумасшедшие родители составили завещание, согласно которому все «Аббатство» отойдет тому из нас, кто первым заведет ребенка. Понимаешь, это не оставляло мне никаких шансов, и я решил хотя бы попытаться…

— Попытаться сделать мне ребенка?! — От смеха я опрокинулась на спину. Сама идея физической близости с Дэйви представлялась мне абсурдной. Это было даже не обидно, а просто невероятно.

— Я был сам не свой, — объяснил Дэйви. — Если уж я решил в очередной раз проверить семейную легенду о драконе, стерегущем золото…

Я вспомнила странный шум, который слышала в первое свое утро здесь. Значит, Дэйви перерыл весь сад. Я подавила смешок. Он улыбнулся, сжал мне пальцы, потом выпрыгнул из постели и исчез в ванной. Я позволила себе расслабиться и помечтать о свадьбе, которая состоится летом в «Аббатстве», о том, как мои родители подружатся с Эдвардом и Джокастой, а беременная и округлившаяся Табита, решив купить себе дом в Бодмине, будет наслаждаться жизнью. Я как раз перешла к выбору маршрута для свадебного путешествия (явно не в Париж, там слишком велик риск столкнуться с Клавдией, скорее уж в романтическую Венецию), когда вернулся Дэйви, похлопывая себя по выбритым щекам.

— Поппи, опять витаешь в облаках. Пошли, пора на семейный совет.

— Куда пора? — нервно переспросила я.

— Неужели Алекс тебе не сказал? Сегодня состоится семейный совет. Должен тебя предупредить, беседа будет не из приятных. В последний раз на семейном совете родители рассказали нам о завещании. Это было ужасно.

Мне совсем не хотелось присутствовать на этом собрании.

— Ну, ко мне это не имеет никакого отношения. Я же не член семьи…

Дэйви, не проявив ни капли сочувствия, рассмеялся:

— Зато, возможно, скоро им станешь. Так иди иначе, раз уж ты здесь, придется тебе пойти. Без вариантов.

Глава двадцать вторая

Что бы там ни говорил Дэйви, а мне на семейном совете делать абсолютно нечего.

Мы спускались вниз, и я увидела идущую впереди Джокасту. На ней было струящееся длинное одеяние со шлейфом, но все равно похожее на халат, сине-зеленый подол волочился по полу. Забранные на затылке волосы закреплены парой китайских палочек из слоновой кости. Дэйви окликнул мать, и она обернулась. Я была потрясена выражением ее лица. Всего два дня назад я видела Джокасту в шикарном вечернем платье, полной жизни и энергии. Сейчас она выглядела уставшей и опустошенной, словно все прожитые годы вдруг опустились на нее тяжелым грузом, враз состарив.

— Поппи, дорогая! Я слышала, что ты вернулась. Я так рада тебя видеть! — Она обняла меня, и мне захотелось плакать и утешать ее одновременно. Но я просто крепко обняла ее.

Дэйви улыбался, с нежностью глядя на мать. Слава богу, значит, хотя бы они друг с другом не поссорились.

— Бедняжка Джики! И еще я слышала, ты помогала Димелзе во время родов? Это так восхитительно, но одновременно и отвратительно, наверное. Роды — тяжелое зрелище. Ну вот опять мы заговорили о родах. В последнее время другой темы нет. Думаю, ты уже в курсе новостей?

Я кивнула, взяла ее под руку, и мы вместе пошли вниз.

— Все просто ужасно. Табита такая наивная. Ну кто за ней присмотрит? Она сама явно не в состоянии, я же слишком стара для всех этих дел. Я хочу быть бабушкой, которая иногда навещает внуков, а не нянчиться с ними с утра до вечера, как бесплатная прислуга! Да еще эта ужасная женщина, Клара или Клавдия, как она утверждает…

Я откашлялась, испугавшись, что сейчас Джокаста выдаст пространный монолог о достоинствах Клавдии, а та выскочит из-за колонны с ножом в руках, и…

— А что она сказала Одессе! Даже вспомнить противно! Одесса — член семьи, и я не позволю ее оскорблять… К тому же кто нам будет готовить? Ох, не