На меня наваливается ужасная печаль, и я протягиваю руку к Хадсону, чтобы он помог мне удержаться на ногах, но он и так уже рядом, его руки обхватывают мою талию и прижимают мою спину к его груди.

– Это ничего, – шепчет он мне на ухо. – Мы найдем способ их спасти.

Я закрываю глаза, пытаясь сделать так, чтобы его тепло, его сила передались мне. Мне надо сосредоточиться, надо подумать. В магии всегда есть лазейка – Кровопускательница сама так сказала. Нам требуется просто отыскать ее.

Кровопускательница добавляет:

– Возможно, есть один способ спасти их, не прибегая к противоядию. Хотя я не уверена, что он сработает, ведь магическая сила Грейс еще не вполне сформировалась.

Хадсон закатывает глаза.

– Потому что так и рождаются все хорошие идеи – с замечания о том, что они полное дерьмо.

Никто не реагирует на его сарказм.

Кроме меня. Он раздражен, он в ярости. Я бы чувствовала то же самое, если бы кто-то предложил поставить под удар его самого. Но я не могу просто оставить Армию горгулий навсегда запертой во времени.

Хадсон издает утробный рык.

– У меня есть предложение. Разве мы не можем просто убить этого ушлепка? Ведь это он с помощью своего дара вливает яд в их тела.

– Мне нравится этот план, – соглашается Джексон. – Если у нас есть шанс прикончить говнюка, думаю, мы должны это сделать.

– Пока вы не освободите Армию горгулий, из этого ничего не выйдет, – шепчет Кровопускательница. – Я заморозила их во времени, чтобы спасти, и хотя это заморозило и его способность направлять их энергию, он по-прежнему связан с ними… А это означает, что он так же бессмертен, как и их замороженная армия. Неужели вы никогда не задавались вопросом, почему он до сих пор жив, почему его никто не убил? Почему его не убила я сама вместо того, чтобы прятаться в этой клятой ледяной пещере?

Я оглядываю ее холодную гостиную и соглашаюсь. Никто не стал бы жить здесь по доброй воле, тем более без своей пары.

– И в чем же заключается эта ваша плохая идея? – спрашиваю я, приготовившись к тому, что Хадсон будет возражать. Обычно он первый уверяет меня, что я могу сделать все, что должна, но, когда речь о его отце, на передний план выходит гиперопека. Впрочем, я его за это не виню. Сайрус – чудовище, это не подлежит сомнению. И в том числе поэтому я должна спасти Армию горгулий. Какими бы храбрыми и сильными ни были мои друзья, без помощи мы не сможем одолеть короля вампиров.

Остальные члены Ордена и Дауд уже должны быть при Дворе вампиров. А вдруг они обнаружат, что Сайрус и впрямь выкачивает из учеников Кэтмира магическую силу? А вдруг он уже убил кого-то из них? Чтобы иметь хоть какую-то надежду остановить его, нам необходима целая армия. Не говоря уже о том, что мы должны освободить Армию горгулий просто потому, что это мой народ.

Я смотрю на кольцо, которое мне дал Алистер. Он сделал меня своей преемницей только потому, что я его внучка. Мои щеки вспыхивают от стыда, когда я осознаю, что не заслужила права быть их королевой. Я даже не уверена, что вообще могу его заслужить, но я могу хотя бы попытаться их освободить.

– Плохая идея все-таки лучше, чем оставить мой народ замороженным во времени еще на один день, – говорю я.

– Грейс. – Хадсон разворачивает меня лицом к себе, и я вижу в его глазах страх – возможно, впервые за то время, что знаю его. Он боится не за себя, а за меня. И я понимаю его. Но у нас нет выбора.

– Со мной ничего не случится, – заверяю я его, затем опять поворачиваюсь к Кровопускательнице. – Итак, что я должна делать?

Кровопускательница щелкает пальцами, и вся мебель, весь декор и камин исчезают. И без этих атрибутов дома я еще острее осознаю, в какой изоляции и в каком одиночестве она прожила эту тысячу лет. Эта ледяная пещера холодна. Бесплодна. Лишена души. И мое сочувствие к древней вампирше возрастает на миллиметр. Разумеется, не настолько, чтобы отправить ей открытку на Рождество, но все же симпатии становится больше.

– Следуй за мной. – Она идет в середину комнаты, и у меня по спине пробегает холодок. – Ты упоминала, что видела внутри себя некую нить, которая напоминает тебе обо мне, да?

Я киваю.

– Да, ярко-зеленую нить.

– Это твоя нить полубожества. – Когда Кровопускательница произносит это, ее слова звучат и как ответ и как угроза. – Когда родилась моя дочь, Сайрус явился за ней. Я знала, что должна ее защитить, и построила эту ледяную тюрьму, чтобы остановить его. – Она показывает на окружающие нас ледяные стены. – Но тогда он уже заточил твоего деда и отравил остальных горгулий, и я не могла позволить себе роскошь рисковать. Поэтому я приняла меры, чтобы защитить от него мою дочь.

Она делает знак всем остальным отойти к стенам, чтобы освободить для чего-то место. Но Хадсон не отходит и продолжает крепко держать мою руку.

– Мы будем вместе, – говорит он, когда я вопросительно смотрю на него. – Возможно, ты должна это сделать, но это не значит, что тебе придется делать это одной. Я буду здесь, рядом, я буду все время держать тебя за руку. И если дело примет плохой оборот, просто сожми мою руку. Идет?

Мое сердце тает, потому что что бы ни случилось, сколько бы проблем ни стояло между нами, сколько бы безумных королей вампиров ни попыталось нас разделить, Хадсон моя пара. И это для меня все.

– Идет, – отвечаю я, еще раз сжав его руку прежде, чем снова повернуться к богине, из-за которой мы попали в этот переплет. – И что случилось с вашей дочкой?

– Я спрятала ее. От Сайруса. От мира. Даже от себя самой. – В ее глазах отражается печаль, и она начинает совершать сложные движения руками, то резко рассекая воздух, то чертя в нем огромные завитки. И, когда она заканчивает целую серию таких движений, перед ней появляется светящийся символ, при виде которого все ахают. Она слегка поворачивается и проделывает новую серию движений, и похожих и не похожих на те, что она делала прежде. Появляется еще один символ, и от его свечения на стенах ледяной пещеры вспыхивают мерцающие белые искры. В этом символе, двух буквах “V”, лежащих на боку, есть что-то знакомое, но я не могу вспомнить,