и обучающейся армии, каковой была в ту пору наша. Польский народ способен на порыв, на энтузиазм, но не на продолжительную стойкость; так что польский солдат более пригоден к наступлению, нежели к обороне. Это не означает, что мы являемся сторонниками исключительно наступательной тактики. Совсем наоборот, поскольку стратегические условия польского фронта и современная огневая мощь не позволяют нам этого. Нам следовало бы чаще прибегать во время войны к упорной обороне; нам необходимо готовить к ней солдата, тем более что от природы он мало склонен к этому. Спасение нашего народа, еще молодого, требует от нас умения действовать хладнокровно и решительно в обороне, как и в атаке. В 1919 г. у нас не было подготовленных так войск. Поэтому пассивная оборона, избранная нами в последней войне против русских, с плохо подготовленными солдатами, недостаточными силами и средствами, в долгосрочной перспективе должна была привести к прорыву нашего фронта.

Главную ответственность за равномерное растягивание наших сил вдоль всей линии фронта несут наши командующие армиями, группами и дивизиями; эта ошибка сделала невозможной активную оборону, единственно разумный способ действий в тех условиях, в которых мы находились. Многие из них, плохо поняв уроки мировой войны, стремились любой ценой обеспечить безопасность собственного участка, растягивая свои соединения. Наш главнокомандующий недостаточно энергично реагировал на эти ошибки, равно как и на вытекавшее из этого постоянное поглощение наших свежих сил. Его приказы на первое полугодие 1920 г., в принципе совершенно правильные, предписывали нам активную оборону, но не решали вопроса. Действительно, он не приказывал производить перегруппировки армий, что было непременным условием обеспечения трех главных факторов, необходимых для длительной и эффективной обороны конкретного участка: сил, времени и пространства.

Однако командующие подсекторами обычно были слишком зависимы, чтобы действовать в соответствии с духом, а не буквой приказов; они не могли править полученные распоряжения по собственной инициативе, даже своевременной и правильной. И вот они одновременно получали приказ перейти к активной обороне и приказ держать предписанные рубежи; поскольку они не располагали достаточными силами, чтобы выполнить оба этих предписания, большинство делало выбор в пользу того, что требовало меньших усилий: они использовали все силы для занятия своего участка и отказывались создавать резервы, необходимые для сохранения инициативы.

В конечном счете это приводило к созданию на всем фронте протяженной пассивной обороны силами, совершенно не соответствующими обстановке, в которой применялась данная стратегия. Подобная ошибка имела в дальнейшем самые негативные последствия; чем хуже были наши коммуникации на востоке, тем меньше они позволяли быструю переброску людских и материальных резервов с одного фронта на другой — одним словом, тем меньше возможностей у нас было для действий на внутренних линиях.

Негативное влияние первых польских побед

Последнюю польско-русскую войну можно разделить на два этапа. Первый совпадает с разгаром Гражданской войны в России; второй — со временем триумфа Советов на внутренних российских театрах военных действий.

В первый Деникин, Юденич и Колчак, три наиболее грозных противника правительства Коммунистического интернационала, сковали крупные советские силы на трех удаленных друг от друга фронтах.

В тот момент польский фронт имел для большевистского руководства второстепенное значение. Советы были отгорожены от внешнего врага огромными российскими расстояниями. Таким образом, перед нами находилось лишь слабое прикрытие красных, и наше продвижение на восток не встречало серьезного сопротивления. Это обстоятельство подтверждается статистикой польских потерь на 1 ноября 1918 и 31 декабря 1920 г., составленной Исторической службой нашего Генерального штаба. Из нее следует, что на 251 329 офицеров и рядовых, потерянных на войне, всего 50 000, то есть пятая часть, погибли в 1918 и 1919 гг. Этот документ показывает, что польско-советская война стала активизироваться с мая 1920 г. и достигла кульминационной точки в битве на Висле, то есть в августе 1920 г.

Естественно, польское общественное мнение с восторгом встретило освобождение польским солдатом наших восточных областей от кровавого большевистского ига. Польские публицисты и журналисты сослужили очень плохую службу, когда, следуя за нашими войсками, они стали посвящать дифирамбические описания мелким стычкам и придавать малозначительным эпизодам излишнее значение. Они перешли ту грань, которая должна всегда отделять реальность от фантазии; они мешали нам стабилизировать фронт; они создавали нездоровую атмосферу, в которой купались наши солдаты и росла наша юная национальная армия.

Привычка к легким аплодисментам и ежедневным панегирикам дорого обошлась нам в момент, когда мы должны были проявить готовность с продолжительным и тяжелым жертвам, то есть когда победы большевиков на внутренних фронтах радикально изменили международное военное положение Советов. Благодаря этим победам Советы в 1920 г. были уже не слабым и неустойчивым режимом, который в 1918 г. вынужден был пойти на навязанный австро-германцами Брест-Литовский мирный договор. Это было уже и не то правительство, что в 1919-м. Теперь оно могло бросить примерно 30 дивизий, высвободившихся от Гражданской войны, на польский театр военных действий, чтобы оружием решить вопрос западных границ своей империи.

Привыкнув к легким победам, мы преувеличенно пессимистично отнеслись к новой ситуации. Такое усиление русского фронта и неотвратимость крупных событий внушили нам предчувствия, слишком глубоко проникшие в наше общественное мнение.

Наша армия среагировала против этого малодушия. Более или менее масштабные операции, осуществленные нами до весны 1920 г., вроде январского наступления генерала Рыдз-Смиглы на Динабург или моей атаки на Калинковичи — Мозырь, скорректировали преувеличенное представление о мощи большевиков. Эти успехи укрепили веру польских войск в себя, наполнили общественное мнение надеждой, ослабили за границей престиж большевиков, которые, победив контрреволюционеров, возомнили себя непобедимыми.

Однако наши успехи того времени имели и плохую сторону. Предшествовавшие концентрации сил русских, переброшенных с внутренних фронтов на Западный, операции под Динабургом и Мозырем были довольно легко доведены до победы; они укрепили в нас дурную привычку недооценивать противника. Представляя большую аналогию по форме и результатам с нашими боевыми действиями в 1920 г., они оказали на нас такое же пагубное влияние.

Стратегическая ошибка польской стороны

К вышеперечисленным причинам следует прибавить и стратегический просчет первого полугодия 1920 г. Этот просчет произошел из-за того, что наши оперативные планы не учитывали своевременно очень точные данные о намерениях противника, переданные нашей разведкой весной 1920 г. польскому Главному командованию.

Главнокомандующий Красной армией знал характеристики польско-русских операционных театров, которые мы изложили в настоящей работе; он выбрал северный театр для решающей атаки польского фронта. Этот выбор он сделал в феврале 1920 г. Наступление Рыдз-Смиглы на Динабург в январе и атака Полесской группы на Мозырь — Калиновичи весной вызвали кратковременное сосредоточение свежих советских дивизий на двух этих направлениях. Но обе эти концентрации не изменили уже разработанного русского плана