теперь звонкий голосок, мягкий. Обеспокоенный. — Ты плачешь, папа?

Тихий смешок как будто бы вместо ответа.

— Беги, малая, — тот, первый голос, и звук такой, как лёгкий хлопок по спине. — Он тебя обыскался.

Мужчина зажмурился.

«Нет, нет, нет и нет!»

Но он чувствовал слабую руку у собственного локтя. Он слышал этот до боли знакомый голос. Не один. Двое. Два голоса. Звонкий и мелодичный. Низкий и с хрипотцой.

— Да встань ты, ну, — звучало теперь совсем перед ним, сверху. Недовольно, наигранно-раздражённо. — Я, ну, типа, скучала!

Он не мог позволить себе подняться. Не решался открыть глаза. Старался игнорировать звуки, всеми силами доказывал себе, что их нет.

Ведь так не бывает. Так в принципе быть не может. Это просто ещё один виток удавки кошмара. Виток петли, наброшенной на шею повинного. Это не спасёт его. Или… Наоборот, принесёт долгожданное искупление. Открыть глаза и принять — Михаил понимал: таким образом он примет, что кошмар продолжается. Что дальнейшее — это даже не суд. Это приговор, который уже и так приводится в исполнение. Что он всё это время в сущности ничего не искал — а только бежал. Бежал, как можно дальше, наивно надеясь отсрочить роковой час.

Младшая дочь всё ещё дёргала его за рубашку, тянула, пыталась привлечь хоть какое-то внимание к себе.

«А что ещё остаётся? — только лишь тихо вздохнул».

Выдохнул, напряг плечи — и поднялся, открывая глаза.

Всё в той же чёрной ночнушке. Босая. Спутаны волосы, пряди частично скрывают лицо.

— Здравствуй, папа, — Роза раскинула руки, и отец принял её объятья.

— Мы очень скучали, — Мария приникла к ним.

Николай

А парню, так-то, почти всё равно было. Ведь перед ним — ну, кто перед ним-то? Даже и не человек, а так, сущность, вырванная из его же сознания.

— Дай пройти, — он просто двинулся дальше, игнорируя старика.

— Э, как бы не так, — тот перехватил Колю под руку, с силой заставил повернуться к себе. — Вечно ты от меня убегаешь.

Сын прыснул, презрительно сплюнул, отводя взгляд.

— Кто бы ещё говорил. Уйди.

Тот осклабился, усы облизнул. Глядел на паренька, головой в умилении покачивал.

— Знач, как от собак подыхать, так «вот был бы здесь папочка!», а поговорить — отвали, здрысни. Ну и пшёл ты! — старый оттолкнул его от себя. — Вали. Своей дорогой иди, куда шёл. Сдался ещё мне тут. Тьху! — Отхаркнулся мокротой и кровью.

Парень отёр рукав пиджака.

Естественно, конечно же и особенно от этого образа должно нести перегаром — и воняло от старика с лихвой.

«Ну и хорошо, что он отвязался».

Николай склонил голову, засунул руки в карман — и просто пошёл по тропинке. Тина говорила ему идти дальше к холмам на Посёл — а оттуда просто и напрямик. Маяк уже там заметит.

***

Шёл он дальше. И Псовий Пролесок давно позади, и дорога пошире — такая, утоптанная, добротная, как будто тут телеги катали. А домов никаких не видно, одни только луга и холмы. И указательный знак чуть дальше от него на развилке, с многозначительными «Туда» и «Сюда» — и две стрелочки, в направления.

«Туда» — это, собственно, к высоким холмам. На одном из них даже различался старенький, скорее всего давно заброшенный — да и не дом толком, а какая-то хижина.

«Сюда» — это дорога просто куда-то вела.

Ну, Николаю, очевидно «Туда». В ту сторону и направился. Уже хотел опять достать плеер, как опять старика с ружьём встретил — тот ему просто навстречу шёл. Встал перед ним, опять ружьё опустил, опирался на его приклад.

— Опять встретились! — отец пожал плечами. — Вот незадача, да!

— Почему бы тебе не исчезнуть? — процедил сын пряча взгляд в ноги.

— А хороший вопрос! — старый уверенно кивнул, почесал бороду. — Вот ты меня, сын, чего отпускать не хочешь?

— Воняешь, — зло выдохнул. Сжал руки в карманах. — Бесишь.

— Да голоден я, — ответил тот хрипло, и сам глаза спрятал. — Вот ты, умник, в поход собрался. А подготовился? Прихватил, может, перекусить с собой что-то, а? Давай на том холмике привалимся, пообедаем.

— У тебя ружьё есть, — Коля переминался с ноги на ногу. — Голоден — настреляй.

Старик крякнул.

— Чтобы стрелять, сыночек, нужны патроны. А чтобы были патроны, деньги нужны. Вот у меня есть деньги? — говорил так, не наступал, стоял там же, чуть дальше сына.

— Не мои проблемы, — тот чуть-чуть отвернулся, вжал голову в плечи.

— Та кто ж спорит, — старик сплюнул, отёр губы волосатой рукой. — Давно не доставал я тебя, да? Отвык уже от старого, — хохотнул. — Совсем ничего нет?

— Твоими стараниями, — процедил сын — и решительно двинул дальше. На ходу же достал наушники, там уже что-то звучало. Видать, забыл мобильник поставить на паузу — ну и чёрт с ним.

Просто оттолкнул слишком назойливый образ с дороги.

Тот ещё что-то порывался сказать, но…

… «Меня на погосте ждёт ад в гости? Да бросьте, как кости

Был агностик, от злости стал как гностик,

Я вошёл в симбиоз с этим болотом

Как юннат с енотом, сенат с синодом, катод с анодом

Я знаю, мне не хватает самоорганизации,

Ведь я умею только жаловаться и огрызаться» …

… А повсюду и правда пыль да открытый луг. Чуть ни споткнулся, случайно вступил в копошащийся муравейник. Смотрел не под ноги — прямо перед собой, на ту самую покосившуюся старую хижину на холме.

Бесили Николая паразиты. Ни к чему они, не тянуло их изучать.

Просто быть на ходу — и точно знал. Не верил, именно знал: нет, он здесь не пропадёт. Была у него такая уверенность. Никакого креста на горбу не тащил, и даже ни от кого не бежал. Ну, отъезд из Киева — не считается. Это же ведь каникулы. Он за своим домом соскучился. Думал, приедет, отдохнёт, будет учиться — а в итоге застрял в какой-то дыре.

У старой хижины указатель: «Посёл, квартира 3».

Отличная квартира — один остов да подпоры, крыша — и та просела и прохудилась, дверь на одинокой петле болталась, а из окон кипы сена выглядывали.

Парень осмотрелся — и дальше, что на холмах, что в