Шрифт:
Закладка:
– Вы его отец? – раздаётся за спиной незнакомый голос.
Оборачиваюсь и без интереса разглядываю невысокого круглолицего полного мужчину в белом врачебном халате, наброшенном на пёструю полосатую футболку и в кокетливой белой пилотке на макушке.
– Я – заведующий этим отделением доктор Ворохов. Мы могли бы с вами побеседовать? Только не здесь, а в моём кабинете.
Кабинет заведующего отделением находится в конце коридора, рядом с комнатой для медсестёр. Доктор Ворохов неспешно усаживается в кресло за письменный стол, единственным украшением которого является неработающий компьютер, удобно укладывает на колени своё объёмистое брюшко и важно приступает к беседе:
– Расскажите, пожалуйста, господин Штеглер, всё, что вам известно об исчезновения вашего сына. Желательно с подробностями. Когда его привезли к нам, я пытался выяснить это у сопровождавших полицейских, но никто из них ничего вразумительного сообщить не смог.
Собственно говоря, прикидываю про себя, этот Ворохов, наверное, неплохой мужик, и утаивать от него ничего не надо, тем более, что эпопея с похищением сына закончилась, а от доктора требуется только привести Илью в нормальное состояние, не более того. Скрывающегося пришельца из будущего, надеюсь, Лёха со своими операми и без меня поймает, если тот, конечно, не успеет улизнуть в свою эпоху. Впрочем, он в любом случае улизнёт. А врач… чего ж, спрашивается, не побеседовать с хорошим человеком?
И я начинаю рассказывать. Конечно же, грузить заведующего отделением историями о перемещении во времени не собираюсь – уж больно неправдоподобными они выглядели бы в моём изложении. Да и много это времени отнимет. Но об уникальной компьютерной программе прогнозирования будущего, которую ещё только предстоит разработать сыну, вещаю не без гордости, и от неё протягиваю ниточку к неким злоумышленникам, покусившимся на изобретение и потому похитившим его с целью получения этой злополучной программы.
Доктор слушает внимательно, не перебивает, лишь позвякивает ложкой в пустой чашке из-под кофе и поглядывает на меня хитрым и недоверчивым мефистофельским взглядом. Обещанный кофе он так и не заварил. Наконец лёгким жестом останавливает мои словесные излияния и спрашивает:
– Всё это прекрасно и занимательно, уважаемый господин Штеглер, но давайте перейдём от фантастических историй непосредственно к вашему сыну. Мне нужно выяснить причину его нынешнего состояния. Скажите, он наркотические вещества никогда не принимал?
– О чём вы, доктор?! Какие наркотики? Возьмите у него анализ крови – сами во всём убедитесь!
– Просто такое состояние иногда возникает под воздействием психотропных препаратов. Порой даже после одноразового употребления, если человек раньше ни разу не пробовал… Теперь следующий вопрос: он никогда прежде не обращался к психиатру?
– Конечно, нет. Почему вы об этом спрашиваете?
– То, что с ним сейчас происходит, отдалённо напоминает кататонический ступор, то есть некое психомоторное расстройство, когда больной может длительное время находиться в одном и том же положении и ни на какие внешние раздражители не реагировать…
– Никогда такого не было! По крайней мере, я этого не замечал.
– Эпилепсия?
– Доктор! – укоризненно тяну я. – Говорю же вам, что он всегда был здоров. Уж можете мне поверить – от вас скрывать этого я бы не стал.
– И никогда не жаловался, что слышит какие-то голоса, которые пытаются с ним общаться, а никто другой в его окружении их не слышит…
Начинаю не на шутку раздражаться:
– Не понимаю вас: мальчик всего лишь находится в бессознательном состоянии, а вы его уже в буйно помешанные записали!
Доктор Ворохов грустно качает головой и говорит, не сводя с меня взгляда:
– Это вы меня, к сожалению, не понимаете. Мне хочется выяснить причину его состояния, ведь, судя по вашим словам, с ним такого раньше не случалось.
– А вы не могли бы предположить, что он просто находится в состоянии гипноза?
– Гипноза? – переспрашивает доктор и задумывается. – Его кто-то гипнотизировал? Вам что-то об этом известно?
Никуда не денешься: придётся рассказывать о наших экспериментах с Шаулем Кимхи и о том, что лично я находился в этом состоянии уже не раз. Это напрямую не относится к сыну, но всё же в этом мире связано друг с другом, как мне уже не раз твердили в последнее время. Может, теоретически я не силён во всех тонкостях этого состояния, но уж на практике такого добра наелся досыта.
Ворохов снова слушает меня долго и внимательно, потом со вздохом говорит:
– Что-то я читал в специальной литературе об опытах покойного профессора Гольдберга и его ученика Шауля Кимхи, с которыми вы общались, но, насколько знаю, продолжения в широкой практике эти эксперименты не получили и в медицинском сообществе положительных откликов не нашли, – он морщится и ожесточённо чешет лоб, потом его вдруг осеняет: – Так вот почему мне ваша фамилия сразу показалась знакомой! Вы же с ними работали! На первых страницах газет о вас в своё время много писали…
Отвожу глаза в сторону и мрачно сообщаю:
– Мой сын находится в состоянии гипноза – это я почти точно знаю. И, может быть, его сознание даже отправлено в другую эпоху. Как тогда, во время экспериментов в лабораториях профессора Гольдберга.
– Ну, в это я не очень верю, – радуется моему признанию доктор, – потому что никаких фактических подтверждений тому, что вы предполагаете, нет, а вот сам по себе гипноз… – тут его радость несколько утихает, – с ним-то как раз не всё так просто.
– Почему?
– Вплотную проблемами внушения и самовнушения я не занимался, но со специальной литературой знаком. Так вот, состояние гипноза вовсе не похоже на сон. Оно не может быть вызвано против воли гипнотизируемого. Если всё происходило так, как вы рассказываете, то ни за что не поверю, что ваш сын активно помогал незнакомому человеку производить над ним соответствующие манипуляции. Вряд ли это можно сделать и обманным путём…
– Но ведь сделано же!
– Что характерно для этого состояния? Оно увеличивает вероятность появления ложных воспоминаний. Успешность введения в гипноз определяется не только навыком гипнотизёра, но и гипнабельностью испытуемого, то есть восприимчивостью к гипнозу. Загипнотизированные люди сохраняют
