фунтов. Целое огромное состояние заключается в этом ящике. Во всяком случае подозрительность и некоторая бдительность нам не помешают. Как я буду счастлив, когда наконец сюда прибудет торговое или правительственное судно, – с тоской заметил мистер Брэддок.

– Истман, кажется, ждет их в скором времени, – сказал я.

Когда я вернулся к себе, то застал, к своему удивлению, Поллока, совсем неплохо устроившегося у нас. Он ел вместе с нами, большую часть времени проводил у нас и не выражал особого желания входить в сношения со своими товарищами, но зато мы несколько раз заставали его в разговорах с мистером Истманом. Прошло несколько дней, и ничего особенного не случилось. Судно мистера Истмана ожидалось дней через восемь-десять. Подозрение наше понемногу улеглось. Но вот здесь-то и разыгрался последний злополучный акт.

На ночь мы обычно располагались так: Джо спал у самых дверей, Поллок сбоку, а я помещался по самой середине. Револьвер я всегда держал заряженным подле себя. Было около двух часов ночи, я только что начал засыпать, как вдруг услыхал выстрел, и затем что-то тяжелое грохнулось на пол около меня. Я в испуге вскочил.

– Не бойся, старина. Я его прикончил. Зажги свет, – проговорил Джо. Я чиркнул спичку.

Поллок неподвижно лежал на полу, сжимая в руке длинный острый нож, которого мы раньше у него не видали.

– Он готов, пойдем.

Мы выбежали на улицу. И в этот момент фигура мистера Истмана скрылась за дверью его дома, и нам показалось, что какие-то подозрительные тени юркнули за дом. Может быть, виною было наше расстроенное воображение, но нам обоим это померещилось.

На наши взволнованные крики дверь снова отворилась, и на этот раз вместе с Истманом появился мистер Брэддок, полуодетый, с оружием в руках.

– Что такое! – вскричал он в волнении.

– Идемте, с Поллоком несчастье.

Молча окружили мы мертвеца. Истман был смертельно бледен, трясся как в лихорадке и, казалось, каждую минуту готов был упасть.

– Меня что-то словно толкнуло во сне, – рассказывал Джо, – я открыл глаза и прислушался. Что-то скрипнуло. Я насторожился и вдруг в темноте различил фигуру Поллока, подкрадывающегося к Тревану. Я приподнялся. В его руке блеснул нож. Я все понял и выстрелил…

– Но для чего он хотел это сделать? – спросил агент дрожащим голосом.

– Убрать нас с дороги и вновь овладеть кладом Поля Брисбейна. А у вас очень тонкий слух, мистер Истман, – ядовито заметил Джо.

– Я только что вернулся с берега, – пробормотал он в смущении. – Один из туземцев сообщил, что он слыхал выстрел на море, я и пошел посмотреть, но, очевидно, он ошибся.

Никто из нас не мог больше уснуть в эту ночь. Мы оставили мертвого в нашей комнате и собрались у агента в ожидании утра.

Жуткая история этой ночи так и не раскрылась, Поллок унес ее тайну с собой. Я же объяснял ее так: Поллок намеревался убить сначала меня ножом без шума, затем, завладев моим револьвером, расправиться с сонным Джо; в это же самое время его компаньон прикончил бы мистера Брэддока. Очень быстро вслед за нами отправились бы и раненые пираты. И двое заговорщиков на свободе поделили бы доставшиеся сокровища. План был составлен совсем неплохо, и не проснись Джо вовремя – наша повесть была бы окончена в эту страшную ночь.

К сожалению, у нас не было никаких улик против Истмана. История этой ночи канула в вечность вместе с Поллоком, и подымать ее вновь было бесполезно.

Когда прибыло, наконец, долгожданное судно, мистер Истман представлял собою совершенно выбитого из колеи несчастного человека и умолял, чтобы его освободили от его обязанностей. Но капитан был неумолим. Он заявил, что сообщит желание агента торговой компании и надеется, что на будущий сезон сюда пришлют нового человека.

– Это все, что я могу сделать, – закончил он.

Наконец настал день отъезда. Паруса надулись, и мы полным ходом пошли в открытое море, оставляя навсегда эти злосчастные места.

Агент стоял на берегу, провожая нас, и с лихорадочным блеском в глазах бормотал какие-то странные невнятные слова…

Дальнейшая наша история может быть изложена в нескольких словах. В Сиднее мы сдали властям двух пленников и железный ящик с сокровищами Поля Брисбейна и оставались там некоторое время до разбора дела. А затем совершенно неожиданно мы получили, то ли от торговой компании, тс ли от правительства, за свои услуги самую солидную сумму, о которой мы не могли даже и мечтать. Так вполне благополучно для нас закончилось наше памятное путешествие в Южных морях.

Г. Хайнс. Трагедия в океане

Глава I. Новичок на «Голубе»

Я почувствовал какую-то жалость к Мику Конноли, когда он вступил на борт «Голубя» в Аделаиде.

«Голубь» был простым грубым судном, команда наша представляла из себя всякий сброд со всех концов света. Морякам вообще свойственно упорство, но с такой непокорной толпой, как у нас на судне, мне пришлось встретиться еще впервые. Это плавание было моим последним перед получением звания штурмана, а потому я особенно заботливо относился к нему. «Голубь» в силу каких-то неизвестных причин имел скверную репутацию, хотя стол на судне был хороший и обильный, а оплата труда высокая. Благодаря искусству капитана Даусона судно благополучно курсировало от одного порта к другому. Матросы ценят хороший стол, и многие из них попали на это судно только благодаря пустому желудку.

Не всякий шкипер рискнул бы отплыть из Аделаиды с такой сбродной командой, но капитан Даусон относился к этому факту совершенно безразлично. Это был высокий мужчина с морщинистым суровым лицом, проницательными сверлящими глазами, тонкой прямой линией губ и выдающимся вперед подбородком. Его нельзя было назвать тираном или жестоким, но это был человек, желание которого являлось законом и приказание не допускало никаких возражений. Это положение постигал всякий, пробывший на судне не более двадцати четырех часов.

Мистер Треверс, наш первый штурман, скромный, тихий и осторожный человек, в работе проявлявший необычайную работоспособность, отличался крайней нерешительностью. Эти качества он ярко обнаружил в наш предшествующий рейс. Я всегда был склонен думать, что ему не место на «Голубе». Он был, по всей вероятности, искусным моряком, так как капитан с уважением относился к его морским познаниям.

Тревантон, наш второй штурман, во многом походил на шкипера, хотя и имел очень приятные манеры и природный тонкий юмор. Я очень любил Тревантота, несмотря на то что в отношении дисциплины он был тверд, словно мельничный камень.

С виду команда наша казалась пестрым пятном белых, коричневых и желтых людей, мулатов и чистокровных