— Вот это да! Значит, я не ошиблась. Александр Эдуардович! А вы куда пропали, почему не откликались, бессовестный? — все повторяла и повторяла Вероника, все приближаясь и приближаясь к Морозову.

Саша скрючился, скорчился, замахал руками.

— Вы… вы… не надо, — лепетал он.

Девушка в недоумении остановилась. Но потом лукаво расхохоталась, видя лишь его сверкающие в лунном сиянии, как осколок бутылочного стекла на мельнице, очки.

— Ой, да я же голенькая, я же голенькая совсем! — всхлипывала она, тоже приседая на корточки.

— Дело не в этом, — буркнул Саша.

— Ну и что, что я — голая! — вдруг решительно выпрямилась машинистка. — Смотрите, смотри, Александр Эдуардович, смотри, Саша, разве я плохо сложена… на Западе, кстати, есть целые поселения интеллигентных, кстати, людей… все ходят голые, и никого это не стесняет… зачем сразу думать о чем-то дурном…

И все приближалась.

— Ну что ты! — снова растерялся Саша. И вскочил, прикрывшись ладошкой.

— Да вы, оказывается, стираетесь? — ну просто заливалась смехом девушка. — А я вам помогу, у меня лучше получится.

И она наклонилась было над кучей Сашиной одежды, но он схватил ее за руку, рванул на себя, и они оба, задыхаясь и хохоча, упали в мелкую теплую воду. Тут же вскоре между ними все и произошло — прямо там же, в теплой воде, на илистом мелководье и случилось между ними то, что, по-видимому, и должно было между ними неизбежно случиться…

Потом они снова разошлись в разные стороны. Вероника, мощно оттолкнувшись, снова уплыла в глубь пруда. Она плескалась, и пела, и брызгалась. А Саша быстро все свое прополоскал, выкрутил, помахал в воздухе штанами и надел их прямо на голое тело.

— Я иду, — сказал он.

— Погоди, я с тобой, я — мигом, — быстро отозвалась она. Ловко выкарабкалась на берег, и они пошли. Трусы Морозова так и остались ночевать на илистом дне.

— Ты дрожишь, ты весь мокрый, ты зачем, чудак, брюки-то намочил? Давай я тебя погрею, — сказала она.

Они лежали подле друг друга, зарывшись в нагретое сено, и смотрели на звезды.

— Ты — смешной. Я тебя давно заметила. Ты какой-то все время грустный. Все поют, а ты молчишь. Наши в волейбол играют, а ты в лес ушел…

Саша молчал.

— Ты почему молчишь? — нежно коснулась она.

— Я всех ненавижу, — сказал Саша.

— Ну разве можно всех ненавидеть, — укорила девушка. — Впрочем, ты, наверное, шутишь, — сообразила она.

И они замолчали.

— Скажи, ты веришь в Бога? — вдруг спросила Вероника.

— Какого еще Бога? — Саша, изумившись, приподнялся на локте. Она, оказывается, глядела на него вполне серьезно.

— А я верю, — просто сказала она. — Я верю, что это Бог свел нас сегодня. Я тебя увидела за телегой и отчего-то дивно радостно стало мне на душе, и я как девчонка побежала, побежала, побежала. Ты не думай! — вспыхнула она. — Я ведь вовсе не такая наглая, как это может показаться. Я — просто, я… я тебя сильно захотела, — потупилась она. — Я тебя люблю, и я просто не могла иначе. Все кругом такие равнодушные, жестокие, я бы с ними так не могла. Я сначала не хотела, но в последний миг… ты понимаешь?.. в последний миг я вдруг поняла, что люблю тебя. А ведь странно, скажи — странно? Я столько раз видела тебя: ты брал пирожки в буфете, покупал печеночную колбасу, а я и не догадывалась, что люблю тебя. Мы были всей лабораторией, фильм «Большие гонки», помнишь, там играл Ив Монтан, а я не понимала, что уже люблю тебя. Или на субботнике — я тебе грузила лопатой в тачку, и мы с тобой ни о чем не знали, не ведали, что с нами будет. А теперь я вижу, что люблю тебя, и я верю в Бога, потому что Бог дал мне мою любовь и дал мне тебя. А ты меня любишь?

Саша молчал.

— Молчун! — вскрикнула девушка. — Но — не спеши, не спеши признаваться. И главное — не верь тому плохому, что обо мне говорят. Да, у меня был муж, совершенно спившийся грубый человек. Они тоже с друзьями все время рассуждали про Бога, они пили, они жрали, а я им посуду мой, дурочку себе нашли!.. А я не дурочка, и ты — не спеши. Не нарушь этого… волшебного. Мы ведь только встретились, и у нас будет впереди очень много этого… волшебного. Я доверилась тебе, и я верю, что ты не обманешь меня. О, не обмани меня, не обмани, милый! О, я не выдержу тогда, я наложу на себя руки, и пусть никто ничего никогда не узнает. Так поклянись же перед Богом, перед этими звездами, что любишь меня.

— Вера, ну зачем же я буду клясться, — смущенно сказал Саша, лезя к ней рукой.

— Нет, сначала поклянись, а то — всё, тогда — всё, больше — ничего, — отпихивала она руку.

— Ну, клянусь, — сказал Саша.

— Нет, ты скажи «клянусь Богом», — настаивала она.

— Богом?

— Богом.

— Богом? — пробормотал Саша и вдруг обозлился: — А не пошла бы ты на …!

— Куда? — не поняла девушка.

— В …! — уточнил Саша.

Девушка дико посмотрела на любимого и вдруг смачно плюнула ему в харю. Саша, подумав, тоже решил на нее плюнуть и сделал это. Вероника вскочила, заорала, завыла, задергалась…

— Так-таки вы и расплевались! — хохотал я.

— Тише ты, тише! Зачем так громко! — цыкнул Саша. Он, крадучись, вышел в коридор, но возвратился очень довольный.

— Вроде бы спит, — сказал он. — Намолилась и спит.

— Она что, и на самом деле верующая? — сильно удивился я. — Немедленно расскажи мне об этом, я хочу обогатить себя дополнительными сведениями о жизни.

— Видать, верующая, — потупился Саша.

— Стой, стой, друг, так, может быть, и ты верующий?

Саша подошел к черному окну.

— Не стану врать, — сказал он окну. — Не стану врать, я — верую. Но не в ее дурацком смысле этого слова. Не стану даже врать, что я ее люблю, я этого врать не стану. Вполне возможно, что я ее не люблю, но, но…

Саша круто развернулся.

— Но — ребенок. Понимаешь, жениться, я, конечно, не хотел. Но, понимаешь, я вдруг с пронзительной ясностью ощутил, что ребенок от Веры — это совсем другое, чем сама Вера. Понимаешь, даже если и не Вера, не от Веры, вообще, понимаешь, с ребенком я не один в этом мире, потому что с ребенком я продолжаюсь! Я, я, и пускай это не звучит для тебя кощунством, я с наслаждением жду ребенка. Я, друг, подозреваю, что это, вот