рядом и, обратив лицо к окну, через которое пробивался зимний свет, начала петь. Голос её был хриплым, но чистым, а мелодия дудочки захватила мрачное настроение зимнего дня. Звуки лились мягко и печально, будто рассказывая о потерянных надеждах, о том, что осталось в прошлом и никогда не вернётся. Лина пела: Солнечный свет снова слепит глаза, Я иду, но не знаю зачем и куда, Я иду и смотрю на остатки домов, Я иду, ведь давно уже на всё готов. Вокруг меня пусто, внутри меня тоже, Этот город нас душит и пока не поздно, Хочу убежать и когда-то вернуться, Чтоб вспомнить тот вечер, тот день и то утро. Вспоминай солнце горящего дня, Тот самый ласковый май. Время которого больше не будет, больше не будет...

Когда она закончила, в комнате повисла гробовая тишина. Фауст перестал играть, а Лина медленно опустила голову, словно пряча свои собственные чувства за этим коротким стихом.

Сэр Ясяр сидел неподвижно, его глаза блестели от слёз, которые медленно стекали по щекам. Он откинулся на спинку кресла и, казалось, прожил заново свою долгую жизнь, вспоминая все радости и потери. Старик тихо всхлипывал, и Лина осторожно подошла к нему, положив руку на его плечо.

— Всё хорошо, — выдавил он наконец, слабым голосом. — Спасибо, поэт, за этот дар. За эту красоту, что ты принёс мне. Ты пробудил во мне воспоминания о временах, когда жизнь ещё была полна чудес... когда Алена была жива, когда мир был другим. Теперь я чувствую, что мой час близок. Святая Матерь скоро заберёт меня к себе, и я увижу любимую снова.

С этими словами он позвонил в маленький колокольчик, что висел на его столе. В комнату быстро вошёл юный служка, и сэр Ясяр произнёс твёрдым голосом:

— Проводи этих гостей в часовню. Пусть они возьмут череп, который был трофеем нашей победы над тьмой. Он больше не имеет смысла в моей жизни. Пускай они расскажут миру о герое, которого больше не будет.

Фауст не мог поверить своим ушам. Его сердце переполнялось радостью, но он сохранял спокойствие и достоинство. Он понял, что только что доказал себе, что действительно достоин своего титула и роли. Он смог добыть череп некроманта без крови и насилия. Настоящий король должен был быть не только мудрым, но и доблестным.

Они поклонились старому паладину, чувствуя себя частью какого-то важного ритуала, и направились к часовне. Лина шептала:

— Я не думала, что это получится. Это... это чудо.

Фауст сдержанно кивнул:

— Мы сделали это как нужно. Мы сделали это, как настоящие рыцари.

Когда они вошли в холодную и величественную часовню, лучи зимнего солнца пробились сквозь витражные окна, освещая резной алтарь и небольшой постамент, на котором покоился череп. Он казался обычным, чуть потемневшим от времени. Но для Фауста это был символ победы — не только над тьмой, но и над собой.

Они покидали земли Ордена Святого Луки с лёгким сердцем и ясной целью. Зимний свет, мерцающий на снежном покрове, освещал их дорогу. За пределами замка, вдалеке от его величественных стен, виднелся костерок, тлеющий в лесу. Над ним поднимался тонкий столб дыма, словно приглашая путников. У костра их встретил Игорь, ожидавший их возвращения. Лицо ревенанта слегка светилось от отражений огня, когда он, наклоняясь вперёд, спросил:

— Всё ли в порядке, ваше величество?

Фауст вытащил череп из сумки и показал его Игорю. Череп казался пугающе обычным, но для всех троих он символизировал их победу — победу над прошлым и над собственными страхами. Но в глубине души маг чувствовал тяжесть. Он не мог выбросить из головы образ старого Ясяра, сидящего в кресле и тоскующего по прошлому. Впервые он столкнулся с таким печальным и трагичным образом. Всю свою жизнь Фауст был окружён историями о славных воинах, паладинах и героях, чья смерть была быстрой, яркой и исполненной чести. Его отец не дожил до старости — он пал в бою, в самом расцвете сил, как подобает истинному королю. А здесь он видел человека, истощённого годами и страданиями.

Фауст прикоснулся к черепу Марвика и невольно задумался: "Неужели и я стану таким же, как Ясяр — старым, одиноким, сидящим в холодной комнате, среди мрачных воспоминаний и былой славы?" Он почувствовал, как холодная волна страха окутывает его сердце. Если всё закончится так, то может, бессмертие не такая уж и плохая идея? Может, ему стоило действительно думать о том, чтобы стать личем, вампиром или... хрономантом? Фауст впервые понял, что не просто жаждет власти, а боится того дня, когда его собственная жизнь угаснет, как угасла жизнь этого старика.

Лина нарушила его мысли:

— Я ожидала, что всё будет гораздо сложнее. Думала, нам придётся красть череп, тайком прокрадываться ночью... или пробиваться силой.

Игорь, греясь у костра, лишь покачал головой:

— Силой это было бы безумием. В замке как минимум сотня рыцарей и добрая четверть сотни клириков. Они бы уничтожили нас, даже с магией. Нет, ваше величество, вы сделали всё верно.

Фауст кивнул, соглашаясь. Они вновь оседлали своих верных лошадей и отправились к "Толстому коту", надеясь на тёплую постель и немного спокойствия. Обратный путь через Дикие Земли был полон неизвестности, но сейчас они чувствовали себя победителями.

В трактире, едва успев разместиться, они устроили небольшой пир. Триумф снова был с ними, а тревоги временно скрывались за пинтами добротного эля и запахом жареного мяса. Лина, поддавшись настроению, попыталась рассмешить Фауста:

— А может, оставим эту магию, ваше величество? Ты хорошо играешь, я хорошо пою... Будем бродячими артистами! Представь, мы странствуем по миру, веселим людей, собираем залы!

Фауст рассмеялся, его смех был громким и чуть надломленным: