Шрифт:
Закладка:
Она была похожа на мула, который, если не может сбросить всадника, вертится и переворачивается снова и снова. Короче говоря, 'Иуда Искариот' был известен от Марблхеда до залива Шалер. как непревзойденная шхуна злобы, низости и предательства. После пяти или шести лет командования 'Иудой Искариотом' капитан Крэм выглядел на двадцать лет старше. Напрасно он пытался ее продать. Ни один человек на побережье штата Мэн, в Массачусетсе или в британских провинциях не принял бы шхуну даже в подарок. Вера в ее демоническую одержимость была столь же твердой, сколь и всеобщей.
Ближе к концу сезона, когда убогое судно стало еще менее рентабельно, чем обычно, однажды вечером после ежемесячного миссионерского собрания прихожане собрались в ризнице. Никто из посторонних точно не знает, что произошло, но ходили слухи, что в течение двух часов, пока миссионеры были заперты, они произвели арифметические вычисления, получили значительные результаты и пришли к единогласному решению.
До полудня следующей пятницы в Ньюаггене прекратилась всякая деловая жизнь. Палуба 'Иуды Искариота' была вычищена до блеска и сияла на солнце, как желтый янтарь, лежавший на пристани у рыбного домика капитана Крэма.
С понедельника капитан, трое мальчиков и сын Эндрю Джексона Тобиас из Макрел Коув были заняты погрузкой шхуны. На этот раз ее груз был экстраординарным и единственным. Он состоял из почти четверти мили каменной стены с капитанского берегового пастбища.
- Я в скорлупе, - заметил капитан 'Иуды Искариота', увидев последний валун, спущенный в трюм через главный люк. - Почти двести пятьдесят тонн каменного забора на борту шхуны.
Догадки о том, зачем погрузили столько ненужного балласта, были потрачены впустую. Владелец 'Иуды Искариота' устоял под консолидированным остроумием деревни, отвечал остротой на остроту и хранил свою тайну.
- Если хотите знать, - сказал капитан, - я слышал, что это каменная стена над дорогой Мессии. Я собираюсь торговать ею вразнос.
В прекрасное солнечное пятничное утро, когда незадачливая шхуна стояла в стороне от пристани, яркая, аккуратная и процветающая, как если бы была самым прибыльным морским капиталовложением в мире, под бортом 'Иуды Искариота' стоял запотевший буксир 'Мопс Портленда'. Он прибыл накануне вечером в ответ на телеграмму владельца шхуны. Дул бриз, обещая утреннюю свежесть по мере того, как день приходил на смену ночи. В половине седьмого шхуна отошла от пристани, неся не только капитанскую пастбищную стену, но и большое количество соседей и друзей, в том числе из самых солидных граждан Ньюаггена. Любопытство оказалось сильнее страха.
- Вы знаете, что это за тварь, - сказал капитан в ответ на многочисленные просьбы подняться на борт. - Если вы готовы расспросить шхуну о ее выходках, приходите, добро пожаловать.
По этому случаю капитан Крэм надел белую рубашку и праздничный костюм. Когда он стоял у штурвала, выкрикивая указания своим мальчикам и сыну Эндрю Джексона Тобиасу, вокруг него собрались гости - прекрасное представление респектабельности, делового предпринимательства и набожности в гавани Ньюаггена. Никогда еще 'Иуда Искариот' не нес такого груза. Шхуну, казалась, вдруг поразило чувство порядочности и ответственности, ибо она пошла по ветру, не останавливаясь, игриво нырнула носом в соленую воду и поскакала по волнам с короткими заминками, обогнув, как положено, остров Тамблер. 'Мопс' кинулся за ней.
Толпа на пристани и мальчики в маленьких лодках приветствовали это неожиданно ортодоксальное поведение и теперь впервые увидели, что капитан Крэм нарисовал белой краской на борту судна бросающиеся в глаза буквы, каждая высотой три или четыре фута, составившие фразу:
ЭТО ШХУНА 'ИУДА ИСКАРИОТ'.
N.B. ДАЙТЕ ЕЙ ШИРОКОЕ МЕСТО!!
Час за часом шхуна мчалась под северо-западным ветром, держа курс прямо, как стрела. Погода была отличная. Капитан выглядел все более озадаченным. Восемь, девять, девять с половиной узлов! Он покачал головой и прошептал дьякону Плимптону:
- Она размышляет о какой-то новой шалости.
Но 'Иуда' вел за 'Мопсом' замечательную погоню, и к половине третьего пополудни, когда контрабандная бутылка 'демиджона', которая была у сына Эндрю Джексона Тобиаса, на три четверти опустела, и прежде, чем адвокат Свэнтон более чем на три четверти закончил свой знаменитый рассказ о пробковой ноге губернатора Пурингтона, шхуна и буксир находились на расстоянии между пятьюдесятью и шестьюдесятью миль от земли. Внезапно капитан Крэм издал интеллигентное ворчание. Он указал вперед, где синяя линия чуть выше горизонта отмечала далекий остров в тумане.
- Она почуяла его и побежала к нему, - сентенциозно заметил он. - Время начать дело.
Затем последовала своеобразная церемония. Сначала капитан Крэм пересадил всех пассажиров на буксир. Ветер переменился на юго-восточный, и туманный остров быстро приближался. Паруса 'Иуды Искариота' хлопали, будто крыльями, на ветру; нос шхуны плавно поднимался и опускался под влиянием зыби. 'Мопс' подпрыгивал на расстоянии половины длины троса.
Посадив гостей и команду на борт буксира, капитан Крэм приступил к приведению в порядок всего, что находилось на палубе шхуны. Он аккуратно свернул свободный конец веревки, оставленной в беспорядке. Он даже выбросил за борт пробку от бутылки 'демиджона' сына Эндрю Джексона Тобиаса. Его лицо приняло выражение необыкновенной торжественности. Люди на буксире жадно, но молча, следили за его движениями. Затем он привязал один конец короткой веревки к штурвалу и свободно прикрепил другой конец с помощью бегущего булиня к зажиму на рее. Потом заметили, что капитан поднял топор и исчез в трюме. Те, кто был на буксире, отчетливо услышали несколько сокрушительных ударов. Через мгновение капитан снова появился на палубе. неторопливо подошел к штурвалу, развернул шхуну так, чтобы паруса наполнились ветром, натянул бегущий булинь и закрепил веревку на несколько полузамков вокруг зажима, привязав, таким образом, руль, а затем прыгнул в дори1 и поплыл к буксиру.
Предоставленная самой себе, шхуна раз или два повернулась, подбросила несколько полных ведер воды на танцующий нос и двинулась к Южной Атлантике. Капитан Трэмбалл Крэм, стоя на носу буксира, поднял руку, призывая к тишине, и произнес прощальную речь, ставшую смертным приговором и надгробной речью - два в одном:
- У меня нет никакой теории относительно ее скверного характера. Вы все знаете 'Иуду'. Может, для нее это было слишком. Может, дело в ее неповоротливости в носу и на корме. Может, двух мачт было достаточно. Опустим это, прошлое есть прошлое. Вон там она идет,
