Кое-как я подползаю к стене дома и сажусь, привалившись к ней спиной. И снова пытаюсь отдышаться. Затем сквозь куртку ощупываю бок — по ходу, опять ребро. Выдыхаю тяжело и, откинув голову затылком к стене, буквально на пару секунд закрываю глаза.

— Стас? Это ты? — слышу вдруг голос Гордеевой. — Ты почему здесь?

Брежу, что ли? Открываю глаза — реально она. Стоит надо мной.

— О-о… — мычу сквозь зубы. Губы, кажется, разбиты. — Ты откуда взялась?

Блин, голос, как у удавленника.

— Я тут вообще-то живу. А почему ты сидишь на земле? Тебе плохо?

Она присаживается рядом на корточки, заглядывает в лицо и испуганно охает.

— А! Боже! У тебя кровь! Стас, ты как? Кто тебя избил?

— Никто.

— Как это никто?

— Никто, Гордеева, это никто, — припоминаю ей ее же фразу.

— Ты встать можешь? Я сейчас скорую вызову! — суетится она.

— Да не надо никакой скорой. Все нормально со мной.

Мне вообще-то и правда уже полегче. Ну так, относительно. Опираясь на стену, я даже поднимаюсь на ноги. Правда оторваться от стены пока не рискую. Не хватало еще перед ней тут расстелиться. И так стремно до невозможности, что меня опять уделал этот ее урод, и она это видит. Стыдно так, что даже смотреть на нее не хочу. Решит, наверное, что я беспомощный мешок, лошпет какой-то, который не может даже за себя…

— Тогда пойдем ко мне, — предлагает она.

Качнув головой, отказываюсь. Ну уж нет. И так перед ней опозорился. Как-то неохота, чтобы эта минута позора растянулась еще на какое-то время. Нет, доковыляю уж как-нибудь до машины и домой…

Корячусь, но достаю из джинсов ее кольцо, протягиваю на ладони.

— Вот. Забыла у меня…

— Ой, точно… мое… — улыбается Гордеева. — Спасибо тебе большое!

Надевает его на палец. Потом снова переключается на меня. С озабоченным видом хмурится.

— Нет, Стас, пойдем все-таки ко мне. Ты даже вон шатаешься…

— Нет, Гордеева, как-нибудь в другой раз…

— Ну что ты как маленький? Идем! И не спорь! Я тебя все равно сейчас никуда не отпущу. Выбирай: или ко мне, или я вызываю скорую.

Вот же пристала!

Хотя… вообще-то мне интересно посмотреть, как она живет. И побыть немного вместе тоже, конечно, хочу, чего уж. Только пусть не квохчет надо мной как наседка, а то и без того стремно.

Она тянет меня за руку к двери, потом вообще обхватывает за талию.

— Блин, Гордеева, ты чего? — отвожу от себя ее руку. — Не трогай меня. Нашла инвалида. Я сам.

Фантастика, но я еще как-то умудряюсь подняться на своих двоих на второй этаж. С небольшими остановками и передышками правда, но сначала думал, что вообще эту лестницу не осилю.

Она идет впереди меня и постоянно оглядывается. Проверяет, видать, ползу ли я еще сзади или уже всё, сдулся. И при этом что-то говорит-говорит. То причитает, то всякими вопросами забрасывает. Я не отвечаю. Даже не слушаю толком. Просто молча поднимаюсь, крепко сцепив челюсти, чтобы ненароком какое-нибудь кряхтение или стон не издать.

Пока она гремит ключами и воюет с замком, пытаясь открыть дверь, я опять приваливаюсь к стенке. Перевожу дух, ну и закрываю глаза. Просто свет в подъезде противный, тусклый и дрожащий.

— Что, совсем плохо? Тяжело? Может, все-таки вызову скорую? — тормошит меня Гордеева.

— Да нормально всё. Просто устал, спать хочу.

— Можешь у меня остаться на ночь, я одна дома… — выпаливает она и тут же осекается, стремительно и густо краснея. А это очень редкое явление.

Я сразу оживаю.

— В смысле, я имела в виду, что есть место… Я могу постелить тебе у себя в комнате, а сама на мамину кровать лягу, так что… — поспешно объясняет она, а потом и вовсе замолкает, не договорив. И глаза отводит. А я, наоборот, на нее сейчас пристально смотрю, оторваться не могу.

И меня вдруг торкает, аж сердце начинает трепыхаться. Не оттого, что она там что-то стелить собралась, конечно, а оттого, что стоит совсем близко, обволакивая меня своим запахом. Оттого что мы будем всю ночь только вдвоем. И, главное, оттого что она смутилась.

Нет, главное, это то, что смутилась она из-за меня. Ведь Гордеева не из тех, кто чуть что — и в краску. Мне вообще сейчас кажется, что между нами что-то происходит… объяснить не могу, но чувствую, почти осязаю.

— Как-то двусмысленно прозвучало… — бормочет она.

— Угу, — улыбаюсь я разбитым ртом, прибалдевший. И как-то сразу становится пофиг и на ее дружка, и на саднящий бок, и на свой позор, и на Сонькину истерику, и вообще на всё разом. — Я так и подумать могу, что ты ко мне подкатываешь.

— Не надейся, Смолин, — смеется она и распахивает передо мной дверь: — Велкам!

51. Женя

— Проходи, разувайся, раздевайся, — приглашаю Смолина. — Сейчас тебе тапочки найду.

Вижу, как он корячится, пытаясь снять куртку, вижу, что ему это дается с трудом, что больно ему.

— Давай помогу? — предлагаю совершенно искренне. Ну просто смотреть невозможно, как он мучается.

Но Смолин, вскинув брови, запальчиво отвечает:

— Еще чего!

Он крепче сжимает челюсти и рывком скидывает куртку. А потом сразу приваливается к стене, словно ему надо отдышаться и в себя прийти. Бледный такой, на лбу крохотные бисеринки пота. Но зато сам…

Пару раз шумно выдохнув, он начинает осматриваться.

У нас с мамой, конечно, далеко не хоромы. И ремонт давным-давно не делался. Но как уж есть. Хорошо хоть я на днях, перед маминым возвращением из больницы, устроила генеральную уборку.

— Кстати, ты откуда так поздно? — интересуется Смолин.

— От мамы.

— Так ночь уже почти!

— Да, припозднилась, — соглашаюсь я. — Меня Арсений после уроков сильно задержал… готовились к олимпиаде.

Смолин кривится и едва слышным шепотом отпускает в адрес математика ругательство.

— В общем, освободилась поздно. Потом пока домой добралась… А мне обязательно надо было к маме. И так вчера не ездила. А реабилитационный центр очень далеко. Туда я еще нормально уехала, а обратно… в общем, долго не было автобуса.

— Опасно девушке так поздно одной ходить, — сообщает он назидательно.

— Может быть, и опасно, но из нас двоих битый ты.

— Все-таки, Гордеева, ты — чума и язва здешних мест, — вздохнув, выдает он цитату из басни Крылова. — Я вообще-то от чистого сердца хотел предложить подбросить тебя в следующий раз…

— Ну раз от чистого сердца, то можешь завтра утром подбросить, — наглею я. — Мне как раз опять туда надо.

— Не вопрос, — улыбается он.

— Идем в