— Сообщник? Сообщник⁈ Да как ты смеешь, — мое заявление вывело ведьму из себя. — Мы любили друг друга больше жизни. Он был моей Тьмой. Всем туманом Нави. А вы отняли его у меня! — Бартош говорил, захлебываясь собственной слюной от переполняющей его ненависти. — Но глупо было думать, что я не найду способа вернуть его. Вернуть мой алмаз к жизни! Где Драко? Говори!

Мужчина прожег меня взглядом насквозь. Казалось, что он может увидеть мои мысли. Было страшно, но сейчас я находилась среди своих и знала, что меня защитят.

— И не подумаю!

Баро зарычал. Яростно. Дико. Безумно. Раскинув руки, лжеацыг стал притягивать к себе туман, показывая всю мощь своих способностей.

— Ну, раз вы не хотите возвращать мне Драко, то я уничтожу все, что вам дорого! Разнесу Бедрус к чертям собачим! Вы еще пожалеете, что встали на моем пути!

Тело Бартоша стало трясти, и мой отец стал стремительно вырисовывать пассы руками.

— Чеслав, она уходит!

— Черт, — выругался магистр и кинулся к телу баро, наплевав на туман и опасность, что еще исходила от ведьмы.

— Глупцы!

Яркая вспышка озарила комнату, и нас откинуло ударной волной от Бартоша. Я налетела на Богдана, повалила стул, а рядом приземлился Говен.

— Доченька, ты в порядке, — прижимая ладонь к груди, спросил ректор.

Но все, что я могла ответить, было:

— Доченька?

Говен открыл было рот, чтобы ответить, но прямо подо мной раздался приглушенный кашель, и я перевела взгляд на колдуна.

— Богдан! Ты жив!

— Вели…

Момент нашего воссоединения оказался до боли странным, потому что с другого конца комнаты раздался протестующий крик:

— Она сняла личину. И исчезла… Эйш ушла!

*Вервь — веревка.

Глава 77

Богдан

Ее лицо было прямо возле меня, пальцы касались щеки, а глаза от слез казались зеленее самого дорогого изумруда во всех мирах.

— Ты жива… — произнес в который раз и каждый раз морщился от боли в уголках губ. Бартош, а теперь-то мы уже знали, что не он, хорошенько меня отделал, пытаясь выведать местонахождение Драко. Ведьма даже влезла мне в голову, отчего мое сознание помутилось. Реальность смешалась с вымыслом, и я не понимал, где правда, а где ложь. Эйш извращалась, как могла, принимая облики Велички, моля все рассказать. Но даже там я смог сдержать себя. За что и поплатился своим лицом и каждой частицей тела, которую сейчас украшали синяки.

— Молчи. Молчи, дурачок… — прошептала любимая и прижалась к моей груди лицом.

Я дал себе миг на ласку, а потом резко дернулся, отталкивая от себя девушку.

— Нельзя! Нам же нельзя!

Но вместо глаз, полных печали и понимания, увидел шаловливые искорки. Прямо у моих ног материализовался Бесяш. Махнув своим хвостом, он уселся прямо на пол, потер лоб, на котором бугрилась огромная шишка, и глубокомысленно произнес:

— Ей теперь все можно.

— Все? — неподдельно удивился, бросая на Вели вопросительный взгляд. Но она широко мне улыбнулась и кивнула, демонстративно касаясь пальцами моей щеки. Каждое ее движение отзывалось во мне волной непередаваемых чувств, ведь где-то на задворках души я уже даже смирился с нашей участью и был готов принять ее сполна. Любить, но не иметь возможности насладиться чувствами сполна.

— Кхм…

Нас прервали. Бесяш сразу же ушел на тонкий план.

Говен. Ректор академии смотрел в нашу сторону из-под рыжих бровей нечитаемым взглядом. А точнее все его внимание занимала Велислава. Только вот обычно в глазах мужчины плескалось недовольство и даже некая отрешенная пустота, но сейчас… Я видел в этом взоре бушующее пламя, огонь эмоций и бесконечную печаль, смешанную с безграничным отчаянием. Словно с него впервые за все время спала пелена, и он увидел свою дочь.

— Нам надо поговорить.

— Магистр, — к нам подошел хромающий Чеслав. — На разговоры нет времени. Нужно срочно искать ведьму. Эйш опасна и действительно может навредить людям.

— Верно, — не оборачиваясь, согласился Говен. — Однако действовать нужно с умом. Подготовь всех двоек к бою, а я пока поговорю с дочерью. Это не займет много времени, но сможет кое-что прояснить.

Шклярский хотел было возразить, но не посмел.

— Я организую всех в самые кратчайшие сроки. Но не забывайте, что наше вторжение в феод вызвало очень много недовольства. Если мы не пустим их к Бартошу… Может случиться восстание.

— Так пустите.

— Но, — мы все вместе посмотрели на тело Бартоша, которое, словно тряпица висело на руках Деяра и Добрыни. Парни пыхтели, но продолжали стоять. — Вы уверены, что это разумно?

Говен устало потер переносицу.

— Они все равно обо всем узнают, так лучше пусть это случится прямо сейчас. Отправь к ним кого-нибудь из магистров, и пусть расскажут, через что прошел их баро.

— В прошлый раз нас никто не пожелал слушать. Жизнь Лалы…

— Сейчас речь идет об их главе, Велислава. Им придется прислушаться. И, кстати, — ректор вновь обратился к Чеславу. — Отдай распоряжение и возвращайся сюда. Думаю, нам всем есть что обсудить.

— Вы хотите, чтобы я рассказал вам про Эйш.

— Очень проницательно с твоей стороны, — закатил глаза Говен. — Давай побыстрее!

Коротко кивнув, магистр вышел из дома.

— Богдан? — мужчина выгнул бровь в ожидании, что я последую за Шклярским, однако у Велички были на этот счет другие мысли.

— Я буду говорить только при нем!

— Есть темы, которые его не касаются, — продолжал настаивать на своем Говен.

— Это та, где вы встречаете Морену и у вас появляется дочь? — теперь уже бровь выгнул я, открыто подражая ректору. — Или где вы призываете Чернобога и проводите темный ритуал, завязывая узлы на нити Вели, чтобы она не могла проявлять свою темную суть? М?

— Откуда ты все это знаешь?

— Из первых уст, так сказать, — не стал отпираться. — Морена не успела мне многое поведать, но… — тут я повернул голову к Величке. — Она очень просила передать, что помнит тебя. Что любит. Что никогда не забывает о тебе, Вели.

Девушка едва заметно дернулась и приоткрыла рот, куда с шумом втянула воздух.

— Прости, что сказал это так…

Она мотнула головой и, закрыв глаза, произнесла:

— Сварог