Шрифт:
Закладка:
— Нет. Ольга написала заявление и забрала ее. Вроде у родственников она каких-то на даче.
— Да?! — поиграла густо накрашенными бровями Маргарита. — Нет у них никого. С отцом Регинки сама знаешь как, а у Ольгиных покойных родителей ни братьев, ни сестер не было — все в войну погибли, весь род как выкосило.
— Может, остались какие-то близкие друзья?
Маргарита махнула рукой:
— Затворники они были, а то не помнишь! Когда хоронили, кроме Ольги, меня и Тоньки, никого на кладбище не было. Странная семейка, что тут скажешь. Еще когда бабка их жива была, древняя такая, горбатая, с бородавкой в полщеки… Помнишь? На лавке все сидела… Тогда они хоть как-то с людьми взаимодействовали через нее.
— Бабку смутно, но помню. Всегда ее боялась, неприятная была старуха.
— Ага, еще злоязыкая как черт. И платок пуховый даже в жару надевала. А рубиновой брошкой концы подкалывала. Поговаривали, бесноватая она. В деревне мужика у соперницы увела, а та на нее порчу навела. Вот и вышла: половина ее вроде как нормальная, а вторая половина с бесами разговаривала.
— А квартиру-то как они эту получили?
— Ольгин отец в пятьдесят седьмом году получил. Бабку эту девать, по всей видимости, некуда было, вот и пришлось им с ней одним домом жить. Думали, за Ольгой смотреть будет, пока сами на работе, да бабка та в своем мире жила. Ольга же с детства, что и дочь ее сейчас, шибко была самостоятельная… Ты, может, поднимешься на пятый, посмотришь, что там да как?
— Не стоит…
Про инцидент с садиком и Ольгину просьбу взять Регину в отпуск Варя умолчала.
Обсуждать чужую жизнь ей не хотелось, да и своих забот, как обычно, было полно.
— Ладно, Варь, права ты, чай не тридцать седьмой год, чтобы за соседями следить. Пускай живут как хотят. Мне только девку Ольгину жалко. Без любви она растет.
— Ну, не преувеличивайте… Она просто самостоятельная, как и ее мать, сами же сказали.
— Нет, уж таким волчонком Ольга в детстве не была… Горя хлебнула, вот и головкой поехала… Смотри, — Маргарита кивнула в сторону резвящейся вокруг песочницы Анюты. — Непоседливый, нормальный ребенок! А Регинка как умудренная печальным опытом бабенка… И в глазах — не то злоба, не то тоска.
Варя, желая поскорее закруглить неприятный разговор, отмахнулась:
— Да бросьте вы, все дети разные! Она не так давно с Анютой у нас играла, да, молчаливый, не слишком контактный, но в общем и целом нормальный ребенок.
Над их головами скрипнуло окно. Отдернув занавеску, из него высунулся Маргаритин муж.
— Привет, Варюша. Как там служба — и опасна, и трудна? — подмигнул он Самоваровой и нетерпеливым голосом проголодавшегося мужчины обратился к жене: — Марго, пора бы отужинать!
С кухни тянуло только что пожаренной, с лучком, картошкой.
— Так накрывай! — деловито махнула ему Маргарита. — Но, Ольга, говорю тебе, была в универсаме очень странная, — вернулась она к разговору.
— Думаю, она просто влюбилась, — вспомнив резкие перемены во внешности неулыбчивой пианистки, уверенно предположила Самоварова.
Вдыхая в себя аппетитный запах картошки, она почувствовала сильный голод и окликнула Анюту.
«И я сейчас нам картошечки нажарю…» — наконец распрощавшись с соседкой, решила она.
…Осторожно выпроставшись из-под одеяла, Варвара Сергеевна, под мирное сопение доктора, нашарила в темноте тапки и стянула со спинки кресла халат.
Стараясь ступать как можно тише, она вышла из комнаты.
Хотела было накинуть пальто и выйти к подъезду подышать воздухом, но при одной мысли о том, что она окажется в ночи одна, ей стало не по себе.
Варвара Сергеевна прошла в ванную и, включив воду, присела на бортик.
Вскоре ванная заполнилась серым, душным туманом.
И вдруг в этом тумане перед глазами мелькнула красная, как глаз вампира, точка.
«Не отпевал же никто, не отмаливал…»
Давя в себе страх, Самоварова поспешила в комнату.
Ей надо было срочно на что-то переключиться.
Прижимаясь к плечу Валеры, она заставляла себя думать о том, зачем он все-таки пошел в кафе с той миловидной брюнеткой и почему ей знакомо ее лицо.
33
— Петя, я третий раз повторяю, что сбор надо переносить на начало декабря. — Инфанта брезгливо отодвинула от себя пепельницу с дымящимся окурком.
Они сидели в отдельном кабинете грузинского ресторана, где, несмотря на закон, Пете любезно разрешали курить.
— Богиня, времени мало… Не все смогут оперативно подбить дела. Мы же хотели в конце декабря, по-праздничному, в загородном клубе.
На конец декабря у нее были другие планы.
— Дорогой мой, этот сбор будет последним. Я решила отойти от дел. Буду вести приемы в клинике, возможно даже, у Вислакова. Кстати, организуй мне с ним встречу, — спокойно озвучила она неожиданные для подполковника новости.
— А как же мы? — изменился в лице Петя.
«Как же людям необходима сказка… Взрослые, битые-перебитые жизнью, циничные дядьки и тетьки, давно вырастившие собственных детей, готовы задвигать свои важные дела, льстить и пресмыкаться передо мной только потому, что им хочется играться в тайную ложу!»
— А что «мы»? Буду вас в цивильной клинике принимать.
— А наш орден? — пожух лицом Петя и стал похож на здоровенного, одутловато-морщинистого мальчишку, которого без объяснений в самом разгаре вдруг выкинули из шумной игры.
— Петь… Я чудовищно устала прятаться! — Инфанта сделала из бумажной салфетки самолетик. — Я готова помогать людям — за хорошую, разумеется, плату, — но делать это официально. В моей жизни кое-что изменилось.
Она не сводила немигающего взгляда со складки на его переносице.
«Ясно… ебаря нашла… Да еще залететь от него небось хочет…» — набычился мент.
— Ебаря нашла, залететь не хочу! — заглянув в его бесцветные, навыкате глаза, улыбнулась Инфанта.
Петя отвел взгляд и одним махом осушил оставшийся в бокале коньяк.
Повисла неприятная пауза. Петя о чем-то думал.
— Даже с твоей биографией? — нехорошо скривив лицо, наконец спросил он.
— Не поняла… А что с моей биографией? — как можно более непринужденно спросила Инфанта, ощущая, как по телу пробежал холодок.
— Да все с ней прекрасно! Не считая того, что ты живешь по поддельному паспорту.
Держа удар, она изо всех сил старалась не выдавать волнения.
— Я просто поменяла паспорт, что с того? У Заплечного тогда работала, у него были проблемы… Я занималась бухгалтерией, и меня проще было стереть, чем с аудиторами разбираться! — уверенно лгала она.
Он криво усмехнулся:
— Неужели ты думаешь, что прошаренный мент станет тесно связываться с человеком, на которого не собрал самое подробное досье? Ты работала у него уборщицей, разве нет?
«И личной шлюхой», — добавил он про себя.
— Петь, давай не будем детский сад устраивать, а? По документам
