Шрифт:
Закладка:
Я покосилась на завесу, лопатками чуя ее давление, и обратилась к ниру Байлоку.
— Как вы здесь оказа… Нет-нет, потом, сначала скажите, где Рей, почему он не приходит так долго, почему меня держат здесь уже целый месяц…
— Он не может, Клео. Он в Ленхарде, ищет нашего императора-идиота, в которого демоны вселились.
Нир Байлок промокнул батистовым платком выступивший на лбу пот, рука у него подрагивала от напряжения.
— Теофаса?
Лично мне Теофас не показался идиотом… Я помнила его вспыльчивым, непредсказуемым и очень — очень земным. Даже рядом со ставшим мне родным Рейнхардом, он казался к человеку ближе, чем к дракону. Я бы могла представить его зажигающим на студенческой вечеринке или юным, неправдоподобно-красивым мажором на гелендвагене. Он бы лихачил по ночному Питеру, а девчонки визжали ему вслед.
Слух, обостренный долгой тишиной, уловил звук шагов, после мягкое постукивание очередной завесы, нарастающий шум голосов.
— Сюда идут, — шепнула я.
Ноги меня подводили, голос тоже. За весь этот месяц я и сотни шагов сделала, отдавшись неспортивному образу жизни, да и разговаривала я только в первые дни. С бабочкой особо не поболтаешь.
— Вон они!
Очередная завеса открылась буквально в тупике коридора, в полусотне шагов от нас, и из нее выпрыгнуло около десятка стражей. В глянцевой форме, с проявленными признаками драконьей расы, они двигались слаженно и четко, как единый механизм.
— Не двигайтесь, вейра, — один из них выступил вперед, сканируя меня ледяным взглядом. — Не усугубляйте свое положение побегом, вернитесь в камеру.
Мягким щелчком он актвиривал завесу, и проход в проклятую камеру снова открылся. И я отчетливо поняла, что лучше умру, раздавленная этой чертовой завесой, чем снова зайду в темницу.
Стражи кинулись ко нам, но в эту секунду нир Байлок крутанул запястьем, и коридор заполнило вязким, как густая сметана, туманом.
— Если мы хотим выбраться, девочка, тебе придется немного помочь, — он усмехнулся мне знакомой волчьей усмешкой, но теперь я не боялась
— Но чем?
— Просто повторяй за мной…
Нир торопливо шептал слова на незнакомом певучем наречии, и я, не понимая ни единого слова, повторяла за ним.
Это был не стародраконий. Не наречие народов Сиба или Аяш, я впервые слышала этот странный язык, похожий на заклинание. Он ощущался легкой паутинкой, словно кто-то плел у меня в голове кружево. Но слова не смотря на заковыристость, казались мне простыми, поэтому я легко повторяла их за ниром с опозданием в полсекунды.
А когда туман рассеялся, сердце у меня замерло от ужаса. Охрана лежала на полу в дурацких позах, словно сон настиг их во время бега. Я невольно шагнула вперед. Не знаю, чем бы я могла помочь, но интуитивно мне хотелось привести их в чувство. Глупый первый порыв, который я подавила усилием воли.
— Они же не мертвы? — я уже протянула руку к ближайшему стражу, но нир Байлок перехватил мою руку.
— Заклятие сна. Правда, долгое, — нир смущенно потер макушку. — Светлая магия она ведь не умеет тоненько, уж как жахнет… Поспят месяцок, драконам такое нипочем. А нам надо поторопиться, неровен час набегут другие.
Отвернувшись от бледных лиц спящей охраны, я взялась за руку нира, а даже успела сделать первый шаг к выходу.
Голова закружилась, ноги, подогнулись, словно сделанные из мокрого теста, и я рухнула на пол.
Это был страшный и долгий сон, в котором меня то несли, то перетаскивали, то куда-то везли. Я чувствовала всем телом угол какого-то топчана, потом тряску, прикосновение к щеке чужой руки, и всем сердцем желала проснуться.
Голова у меня гудела, как колокол, к которому время от времени прикладывается бронзовый молот, глаза жгло колючей болью. Ныли руки, шея, спина, ноги… Но шея доставляла особенно печальные ощущения. Не открывая глаз, я попыталась расстегнуть тесный ворот платья, чтобы легче дышалось, но пальцы скользнули по металлическому ободу.
Тут-то я живо пришла в себя. Руки, подрагивая от ужаса, ощупывали новоявленный чокер, превышающий ювелирного собрата раз примерно в сто. От ошейника шла длинная, хотя и тонкая цепь, исчезая в скалистой стене… пещеры.
Самой настоящей пещеры. Песчаные стены, идущие неровными волнами, сходились куполом высоко над головой, а вот пол был выложен аккуратной плиткой, испещренной рунами, но ближе к стенам барханами лежал песок. Угол, в который была вмонтирована цепь, был засыпал золотистым песком от пола до каменного ложа, на котором я проснулась.
— Привет, глупая иномирянка, — со смешком заявил мне чей-то голос.
С трудом повернувшись, я увидела девушку примерно моего возраста. Бледную до синевы, худую и угловатую, словно подросток, только васильковые глаза живо и чужеродно блестели на ее лице. Тощую шейку кольцевал такой же ошейник, от которого тянулась к стене знакомого вида цепь.
— Меня зовут Лоре, угадаешь мое земное имя?
26. Правда
В первые минуты мне только и оставалось, что сидеть, моргать усваивая новую реальность. Я в какой-то пещере, на цепи, как собака, а вокруг ни нира Байлока, ни Рейнхарда, ни тюрьмы. Не то чтобы мне хотелось обратно, но тюрьма была уже изученным пространством, даже предсказуемым относительно сегодняшнего момента.
Что произошло?
— Ты не видела нира Байлока? — обратилась я к новоявленной подруге по несчастью, но та словно не услышала.
— Спорю ты думаешь, что меня зовут Лариса! Остальные девочки так и думали, кроме Мейле, но та была англичанкой, так что…
— Как я здесь оказалась?
Лоре сочувственно взглянула на меня и залилась хохотом.
— Сдаешься? Меня звали Лаура, пока отец-дракон не закинул меня в этот трижды проклятый мир.
Последнее, что я помнила, как мы с ниром Байлоком убегаем из тюрьмы, но… Это ведь неправда, не мог же он поступить так со мной?
Я потерла ноющие виски, пытаясь привести мысли в порядок.
— Что, начинаешь соображать? — Лоре с интересом склонила голову набок, больше она не улыбалась. — Не вини себя. Я в России считалась шахматным гением, а теперь я здесь. Неплохая карьера, как думаешь? Мерзкий старикан умеет втираться в доверие.
— То есть, все это затеял нир Байлок? Все… это.
Я махнула рукой, обозначая пещеру целиком, но Лоре и так меня поняла.
— А… — сказала она понятливо. — Ты хочешь услышать мою историю? Прекрасно, я обожаю ее рассказывать, тем более в тринадцатый раз.