горожан, которые отправили тебя ко мне, — сказала Лисидия, ее голос был низким, она явно играла какую-то роль. — Как только разбойник, кузнец и пекарь умрут, я прощу твою дерзость и найду твоих родителей, где бы они ни были.

В этот раз она обращалась к Кенрону. Он не знал начала и середины сказки, которую рассказывала Лисидия, но отчетливо понял ее конец. Ведьма хотела, чтобы он убил трех кобольдов, которых встретил по пути на крышу. Если он выполнит ее приказ, она скажет ему, где родители, таково было ее требование. Чафис и так уже был при смерти, двух кобольдов на первом этаже Кенрон видел впервые. Ни один из них сейчас не мог оказать ему сопротивления. Стоило подыграть Лисидии, и его родители вернутся домой.

Кенрон понял — если сейчас он откажется выполнить ее приказ, вряд ли Лисидия позволит кобольду лекарю обработать раны Чафиса. У нее были совершенно другие планы на то, как должна была закончиться эта история.

— Хватит этой бессмыслицы! — крикнул Кенрон.

После чего он выстрелил трижды. Ведьма не то, что не пошатнулась, она даже не удивилась произошедшему. Казалось, именно такого поворота событий она и добивалась. Через мгновение грудь Кенрона взорвалась болью, его отбросило на холодную черепицу.

Тучи ползли по ночному небу, медленно поглощая одну звезду за другой.

Глава 30

Дайгонцы не обременяли себя большим количеством правил и законов. Более того, в каждом из пяти городов страны устои могли отличаться. То, что считалось допустимым в одном городе, осуждалось в другом. Было лишь одно негласное правило, которое чтили во всей стране — если один дайгонец использует камуфляж, чтобы скрыться от другого, это считалось началом вражды, проявлением агрессии.

Часто человек, которого обманывали с помощью камуфляжа, считал, что против него использовали оружие, словно бы наставили на него меч или копье. Он мог потребовать извинений и объяснения такому враждебному поведению.

В тот вечер Дарлид Амелот использовал камуфляж не против лесных тварей, а для того, чтобы обмануть зеннатскую ведьму Лисидию, ее кобольдов, а также своего сына Кенрона. Он не считал, что должен был оправдываться перед зеннатцами за свое поведение, а вот сын вполне мог начать задавать вопросы. И как хороший отец, Дарлид должен был рассказать, почему он скрыл от него свое присутствие. Он не считал свое решение использовать камуфляж в оружейном доме ошибкой, пока не считал. В конце концов его сын был еще жив.

Усилием воли, Дарлид развеял маскировку, по толпе кобольдов тут же прошел удивленный вздох. Лисидия, сидевшая на одном из кобольдов, что стоял на четвереньках, вопросительно подняла бровь, хотя и это могло Дарлиду только показаться. Она наверняка ждала его появления и, если он смог ее чем-то удивить, то лишь тем, что не появился раньше.

— Пусть и с опозданием, наша встреча состоялась, — сказала Лисидия. — Я уж думала вы меня тут не найдете.

— Хотел бы я не иметь с тобой никаких дел, зеннтака, — бросил Дарлид.

Он подошел к лежащему на черепице Кенрону и сел рядом на корточки. Рубаха парня была пропитана кровью. Дарлид расстегнул ее, три округлые раны выплескивали кровь с каждым ударом сердца. Пули не вошли глубоко, одна из них раздробила ребро напротив правого лёгкого, две застряли, пройдя грудную клетку с левой стороны, в ране под сердцем кровотечение было особенно сильным. Кенрон смотрел вверх, казалось, он был без сознания, но вскоре он смог перевести взгляд с медленно плывущих туч в небе на своего отца.

— Ты в порядке? — спросил Кенрон. — Она с тобой ничего не сделала?

Из угла его рта потекла струйка крови, недобрый знак. Дарлид достал из кармана марлевый тампон, снял с пояса небольшую склянку, откупорил ее и смочил марлю содержимым. В воздухе повис травяной запах акмены подгорной, одним тампоном удалось закрыть сразу две раны с левой стороны.

— Раз уж ты решился разграбить их лазарет, мог бы и захватить что-то про запас, — сказал Дарлид, стараясь не вкладывать в голос никаких эмоций, лишь небольшой совет сыну, не более того.

В этот момент глаза Кенрона округлились. Взгляд его сделался совершенно непонимающим.

— Откуда ты знаешь, что я был в их лазарете? — прошептал он. — Ты догадался… или ты видел?

Дарлид взял руку Кенрона и положил на смоченный лекарственным раствором тампон.

— Держи крепче, — сказал он. — Не отпускай, даже, если станет трудно дышать.

— Ты был там все это время? — прошептал Кенрон. — Ты следил за мной и не показался? Почему? Почему не остановил меня?

— Сейчас не время об этом беспокоиться, малыш, — сказал Дарлид. — Дайгонская медицина с такими ранами не справится. Я должен заставить ее вылечить тебя.

Дарлид поднялся и отправился к сидящим на крыше кобольдам и их предводительнице зеннатской ведьме. Он оставил сына в одиночестве бороться со смертельной раной. Возможно, в этот самый момент Кенрон начинал ненавидеть своего отца все больше с каждой секундой.

Лисидия все так же сидела на одном из кобольдов, используя беднягу, наподобие стула, улыбка на ее лице становилась все шире.

— Ты меня заинтриговал, Дарлид, — сказала она и обратилась к кобольдам, сидящим напротив. — Давайте же взглянем, как этот дайгонец будет меня заставлять.

Некоторые из кобольдов энергично закивали, впрочем, их энтузиазм испарился, как только они услышали хруст черепицы под ногами приближающегося к ним Дарлида. Силы в этом дайгонце было столько, что он мог выкинуть кобольда с крыши, держа его за шкирку одной рукой.

— Ты развлеклась, получила удовольствие, теперь вылечи его, — сказал Дарлид.

— Увы, слишком поздно, — ответила Лисидия. — Сказка закончилась, чудес сегодня больше не будет.

— Он сделал то, что ты хотела, сыграл в твоей дурацкой постановке, — сказал Дарлид.

— Я вовсе не просила в меня стрелять, — сказала Лисидия. — Напротив, он нарушил мой приказ. Ведь у тебя есть еще один сын. Воспитывай его так, чтобы они знали, кому стоит подчиняться. И я позабочусь о том, чтобы с ними все было в порядке.

Дарлид сжал кулаки так сильно, что ногти врезались в ладони. Он знал, что волшебница может быть весьма упрямой, они спорили и раньше, обычно по поводу деталей их давнишней сделки. Дарлид не помнил, чтобы Лисидия хоть раз уступила ему в этих спорах. Сейчас же речь шла не о денежной сумме, мести или времени встречи. В этот раз ставка была куда выше. Для спасения жизни сына он должен был идти до конца, обещать, требовать, угрожать, в этой борьбе не было слишком подлого приема. Вот только никакие подлости не приходили в