Я дикая дочь Луны, сестра волков. И пусть их царство называется Диким, кровь у меня горячее и необузданнее. Пусть мой меч закопан в земле, а тотем прячется в лесах. Меня воспитывали как воина, способного дать отпор. Я была близка к тому, чтоб разорвать глотку этой женщине.

— Нет, — ответила я. — Прекратите над ней издеваться.

— Ты думаешь, Дарий защитит тебя? Я тебе даю последний шанс развернуться и уйти без последствий.

Она вздернула Разие за волосы, я кинулась к ней. Но было поздно.

Шойдра швырнула ее по лестнице, и девушка покатилась. Я с жалостью подумала, сколько у нее будет синяков. Хоть бы она ничего не сломала! О помоги, Судьба, ей. Я услышала жалобные крики боли и побежала вниз за ней, чтоб убедиться, что все в порядке.

Разие лежала в самом низу. Из обеих ее щек текла кровь, порезы были глубокие. Останутся шрамы. Я услышала тихие шаги. Шойдра спускалась, сверкая черными глазами, когти на ее руке угрожающе поблескивали, а еще с них капала кровь, впитываясь в ковер.

Я ощутила, как у меня удлиняются клыки, стоит только раскрыть рот и зарычать…

— Шойдра! — раздалось очень страшное рычание.

Между нами в один прыжок оказался Элерин, с которого слез Дарий.

— Что ты творишь? — прорычал он.

— Твоя наложница вмешалась в то, что ее не касается. Она должна понести наказание.

— Ты ее и пальцем не тронешь. Что она сделала? Побежала за бедной девушкой. Эстер тебя оскорбила, ударила, напала?

— Нет, потому я и не буду настаивать, чтоб ее выгнали. Всего лишь хочу, чтоб высекли. По праву ее господина можешь сделать это сам.

— Я не буду наказывать Эстер, — глухо, но угрожающе сказал Дарий.

— Тогда я велю другим.

— Ее никто не посмеет и пальцем тронуть. Если хоть кто-то в это Доме, в этой стране, во всем мире причинит ей боль, то он будет иметь дело со мной.

— Дарий…

— Ты не династия! — вдруг надменно сказал Дарий. — Если хочешь поговорить о правилах и традициях, то кровь Прайда течет в моих жилах, а не твоих. И ты не смеешь мне говорить, как мне поступать. Ты поняла?! Хочешь обсудить это с Соленом?

В глазах Шойдры что-то мелькнуло.

— Уноси свою… — она выплюнула слово, граничащее по смыслу с «блудницей» — и пусть она мне не показывается на глаза.

— Разие оставь в покое.

— Это мое дело!

— Нет, мое! Я приказываю тебе. Если хочешь оспорить приказ — иди к Солену.

Шойдра фыркнула раздраженно, но развернулась и ушла. Дарий после этого повернулся к нам, встревоженно осмотрел.

— Как вы?

— Я в порядке, — кивнула я.

— Разие? — воскликнул Радж, подбегающий к нам. — О Судьба, что случилось?

— Шойдра, — прорычал Дарий.

— Вся в своих братьев, — сплюнул Радж.

Он опустился на колени, убрал волосы с лица Разие и шумно выдохнул.

— Это исцеляется? — спросила я.

— Когти от призыва звериной сути… не всегда. Нужно иметь сильный организм и большой запас праны. Исцелять такие раны могут воины и то не серьезные.

— Это же царапины на лице, это ничего серьезного. Она сможет.

— У нее не развиты способности к самоисцелению, — сказал Радж, осматривая лицо девушки. — Боюсь, что шрамы останутся.

— О, нет! Она… так беспокоится о внешности. Она же такая красивая!

— Она и останется красивой, — рыкнул он на меня, за что получил рычание от Дария. — Это ничуть ее не испортит.

— Она все равно будет переживать.

— Зато к царю ходить больше не будет! Так лучше.

— Ты еще скажи, что Шойдра правильно сделала, — закричала я на него.

— Нет! Тысячу раз нет! Я сам хочу разорвать ей лицо. Я лишь говорю, что Разие останется красивой даже несмотря на это. Она такая прекрасная, что какие-то царапины ее не испортят.

Я ошарашенно уставилась на Раджа.

— Вы общались?

— Нет, — покачал головой Радж. — Я только смотрел на нее. Так, несем ее в комнату. Зовите лекарей.

Через пятнадцать минут в комнате Разие была Лаванья и Зара, они забинтовали ей сломанную руку и ушибленные ноги. Промыли раны и наложили мазь на лицо. Радж следил за ними с взглядом настоящего хищника.

Разие пришла в себя один раз, когда все уже покинули ее комнату.

— Эстер…

— Я здесь, все хорошо.

— Как ты…

— Сиранзи привела.

— Ах, она заботливая. Спасибо, что пришла. Это было опасно.

— Ерунда. Она же позвала и Дария.

— Хитрая кошка, — через боль усмехнулась девушка.

— Ты в безопасности.

— Надолго ли… хотя да. Мое лицо.

— Все в порядке, все заживет.

— Не нужно врать. Хотя… я знаю, что ты врешь много.

— Разие…

— У тебя все будет хорошо, я вижу это.

— Отдыхай.

Когда я вернулась к себе в комнату, там сидела Люкасса.

— Как она?

— Живая, — тихо ответила я.

— Как ее лицо?

— А вы как думаете?

Люкасса грустно улыбнулась.

— Шойдра пойдет к Солену? — спросила я.

— Нет.

— Но…

— Нет, она не пойдет. Она не может больше совершать ошибок.

— О чем вы?

— Когда-то, лет семь назад… здесь работала девушка, она была швеей. Довольно искусной, особенно в мужских нарядах. Была смелая, не стеснялась снимать мерки. И довольно красивая…

— Она тоже была наложницей?

— Нет. В наложницах не было смысла. У Солена был Кахир. Так что… официально объявит ее наложницей он не мог. Они тайно встречались.

— Зачем?

— Солен потому что хотел… а она… Кто знает? — усмехнулась Люкасса. — Возможно, в ней говорило тщеславие. А может ей привиделась любовь. Итог был один: она забеременела.

— Что случилось с ребенком?

— А ты как думаешь?

— Ее выгнали?

— Нет, но ребенка… Шойдра узнала о беременности. Хотя девушку скрывали в доме Парвати, жены покойного Тарира. Она согласилась укрыть ее. Шойдра заявила, что по закону имеет право не разрешать этого ребенка.

— Она… — в ужасе не смогла договорить вопрос я.

— Да. Она убила новорожденного ребенка, не дав даже матери подержать его на руках. Солен был зол, но никак не защитил ни ребенка, ни наложницу. Когда в Северных землях погиб Кахир… Солен, наверняка, вспомнил о ребенке, который мог бы быть, но которого Шойдра убила.

— Поэтому она согласилась на наложницу?

— Да. И поэтому Солен не узнает об этом происшествии. Он не простит больше ее.

— Это ужасно. Это…

— Дико?

— Нет, — покачала я головой. — Дико бывает в природе. А то, что здесь — просто бесчеловечно.

— Такая история…

— Что случилось с той наложницей? — спросила я.

— Она много работает с тех пор и больше никогда не думает о любви.

— Она осталась у Парвати?

— На… какое-то