прошлом. Он лишь спросил, известно ли мне величайшее на континенте государство – Речь Посполитая и согласна ли я поехать туда с ним. Я кивнула, выражая готовность следовать за ним в эту далекую страну, да хоть на край света. И было все равно, в качестве кого мне предстоит жить рядом с ним, ведь я полюбила его. Но пан Венцеслав на протяжении всего плавания не притронулся ко мне, относясь с таким благоговейным почтением, какого я не заслуживала.

Когда по прибытии в Польшу ко мне пришел католический священник, чтобы напутствовать в вере как невесту пана Вышинского, я обомлела. Разумеется, я готова была разделить его судьбу, хотя сознавала, что недостойна такой чести. Не задумываясь, приняла католичество, и моя безоговорочная, даже страстная готовность вызвала ликование святых отцов. Я сделала это не ради прикрытия, а вполне искренне. После всех мучений в лоне собственной религии меня манила величественная отрешенность католицизма, высокие и светлые своды костелов, солнечные блики, причудливо преломляющиеся в витражах, указующие персты изваяний, проникновенные звуки органа, которые взывали к самой душе… Я стала женой Венцеслава Вышинского, высокопоставленной дамой и истовой католичкой. Мне дали новое имя – Люцина, по которому ты можешь найти меня на нашем семейном древе. В положенный срок я родила супругу сына, а еще год спустя и дочку.

Все это время мы были необыкновенно счастливы. Однако темное прошлое унижало меня в глазах его соотечественников. Неясность моего происхождения, как и то, что я приехала из заморской безбожной страны, отрезало мне путь в высший свет и вызвало недовольство даже у подвластных нам крестьян.

К несчастью, Венцеслав вскоре погиб на войне с турками, с которыми в прошлом веке постоянно воевали поляки. Он сложил голову при осаде Вены османами в 1683 году. Мое горе было безмерно, я осталась вдовой с двумя маленькими детьми. Тогда же открылось, что мой единственный сын болен, он начал страдать кровотечениями, медленно лишающими его жизни, а Вышинских – надежды на продолжение рода. Врачи не могли помочь ему, и тогда мне пришлось вспомнить уроки тетки и заняться колдовством. В народе стали поговаривать, что я ведьма, которая в свое время напустила темные чары на их господина, а теперь приносит кровь своего сына на дьявольский алтарь. Разумеется, это была неправда. Я только собирала травы в полнолуние, когда они имели особую силу, и готовила укрепляющие отвары для больного ребенка. Но никакие зелья и заклинания не могли вернуть ему здоровье и дать долголетие. Это была роковая болезнь, последствие моего греха. Ты тоже унаследовал ее, мой мальчик.

В момент отчаяния я повстречала другого турка – Низамеддин-бея. Я мало знаю о нем и о том, как он стал вампиром. Слышала только, что он из ордена ассасинов. Он же знал обо мне все, даже настоящее имя, и предложил договор: он продлевает жизнь моего ребенка, а я становлюсь вампиром. Я не любила его, но сошлась с ним, чтобы спасти сына. Вампиры обладают сильной властью над кровью, они могут как вызывать, так и останавливать ее истечение у смертных, и особое влияние имеют родственные связи.

Низамеддин хотел обратить меня, но не успел. Крестьяне подняли восстание, мне пришлось бежать, однако меня выследили и убили здесь, на перекрестке трех дорог. Моя колдовская сила вместе с кровью ушла в эту землю, и я не успела никому ее передать. Никто из моего потомства не унаследовал способности к ведьмовству, как и мои зеленые глаза. Этот лес до сих пор пропитан магией, хотя минуло без малого сто лет.

Низамеддин принес тебя в жертву снегу и пламени, чтобы возродить меня к жизни. Но я не позволю, чтобы великий род Венцеслава угас с этим пламенем. Я не приму тебя в жертву. Живи, мой золотой мальчик! Ты много грешил, но и много страдал. Знаю, ты до последнего корил себя за то, что произошло между тобой и твоей сестрой. Тебе всю жизнь приходилось бороться с собой, как двойственному рыцарю[10]. Твоя истинная натура – выстраданное благородство – всегда побеждала слабости, и только один раз ты поддался влиянию моей крови. Ты и Эвелина являетесь моими потомками с обеих сторон, и зов крови неудержимо притянул вас друг к другу, воспламенил вашу страсть. Вы были не виноваты, что так случилось.

Ты последний в роду Вышинских. В тебе слились два потока моей крови и скрестились поколения: с одной стороны, ты мой правнук, с другой – праправнук. И эта кровавая болезнь, от которой ты страдал всю жизнь, будет тайно жить в нашем роду еще не одно поколение. Я предвижу, что червоточина уйдет из нашего рода более чем через двести лет, благодаря одной смелой девушке, любящей до самоотречения. У нее родятся близнецы, королевская двойня, и начнется новый виток, свежее ответвление нашей крови. Тогда эта тьма уйдет из нашей семьи навсегда.

Кресента-Люцина напоследок с нежностью заглянула Эдгару в душу и заключила в круг огня, будто в объятия. Ее бесплотные руки были языками пламени, она заполнила его кровь и вживила в нее жидкий огонь. В венах у Эдгара словно начался пожар, ему стало тепло, и он открыл глаза.

Глава 21

Уже смеркалось, ярко светила полная луна, и длинные синие тени пролегли на снегах. Тревожно шумел лес, и Эдгар услышал испуганное ржание своего коня. Сил почти не осталось, как и крови – снег вокруг зацвел розовым. Эдгар повернул голову и встретился взглядом со светло-серыми глазами волка. Зверь отощал после голодной зимы и действовал осторожно, он хотел оценить риск. С минуту человек и волк смотрели друг другу в глаза, а затем хищник прыгнул. Они сцепились, но силы были неравны, и волк уже подбирался к горлу своей жертвы. В какой-то момент Эдгару повезло нащупать выпавший револьвер и спустить курок, но выстрела не прозвучало – оружие не было заряжено.

Эдгар уже приготовился умереть во второй раз, как вдруг что-то произошло: розовый снег вокруг него задымился, волк заскулил, как собака, и повалился на землю. Израненный мужчина приподнялся на локте и увидел, что зверь лежит на боку и тяжело дышит. Эдгар достал нож, о котором позабыл в пылу схватки, и на всякий случай всадил волку в область сердца. Из раны хлынула теплая кровь, и Эдгар понял, откуда взять силы, чтобы встать, как ни противно будет совершить это. Перед глазами заметались зловещие алые пятна, когда он почувствовал одуряющий запах крови – смертельный запах, знакомый