первого взгляда Гедимин понял, что звездолёт нашёл ещё один размыкающийся Пучок — и влез под него всем носом. Если бы в войну до людей не дошло, зачем нужны флиевые пластины в обшивке, до Кларка долетели бы только дюзы, а так корабль остался почти целым — только верхние слои брони, вздувшись изнутри, отслаивались и рассыпались пылью от неосторожного вздоха, да отсек управления лежал теперь отдельно, ничем не связанный с реакторным, а всё, что между ними, разваливалось на куски. Трупов Гедимин не увидел — то ли унесли, то ли повезло никому не оказаться на незащищённом участке.

— Фотографии, — тихо сказал Дагфари, тронув Гедимина за локоть. Сармат растерянно мигнул.

— Что?

— На въезде, у терминалов, — Дагфари неопределённо махнул рукой. — Шесть в ряд. Это те пропавшие люди?

Гедимин сердито сощурился.

— Отсчитай пять метров от облучённого края, — он повернулся к звездолёту. — Обшивку придётся срезать, нос — убрать. Я сверну поле в воронки, подставлю контейнеры, — будем всё вытряхивать. Предупреди всех, чтобы ни к чему не прикасались. Синтез ещё идёт.

«Пропавшие люди,» — он раздражённо фыркнул, глядя на дозиметр. «Когда ещё думать о „макаках“⁈»

… — Обычный тягач с прицепом, — сказал Гедимин, сердито щурясь на Дагфари. За спиной низкорослого ремонтника стоял массивный гусеничный глайдер с бронированным кузовом, весь увешанный знаками радиационной опасности.

— Зачем ты это пригнал? Куда тут ставить контейнеры?

— Протокол безопасности! — крикнул, выглянув из кабины, человек в радиозащитном скафандре с запасными баллонами кислорода за спиной. Можно было и не высовываться, и не кричать, — все звуки из его шлема всё равно передавал коммутатор, и без него можно было хоть лопнуть от воплей; но и люди, и сарматы часто вели себя глупо.

— Высыпайте всю дрянь сюда! — он хлопнул ладонью по свинцовой обшивке. — А эти ящики — на дезактивацию. В них нельзя возить ирренций!

— Тут флиевый слой толще, чем в твоей кабине, — буркнул Гедимин. — Какой ещё протокол⁈

В наушниках раздался тонкий, но очень неприятный писк — будто игла воткнулась в ушную перепонку, и сармат болезненно сощурился. Он посмотрел на человека, но тот тоже прижал ладонь к наушнику. Над космодромом зигзагами летел, мигая бортовыми огнями, дрон-разведчик, и Гедимин с опозданием вспомнил, что такой писк — сигнал тревоги.

Когда сармат вместе с человеком и Дагфари взобрался на бронированный кузов, дронов уже было три, и все они висели над пятачком на окраине космодрома, скрестив на нём лучи прожекторов. Там лежало что-то скорченное, белесое с чёрными пятнами. Гедимин не сразу узнал в неподвижном предмете человеческое тело.

… — Эмили Конаган, — сержант в жёлтом «Маршалле» допечатал последние слова, задвинул клавиатуру и поднял хмурый взгляд на сармата. — Дроны проверяют участки каждый час, вы возились с кораблём четыре часа, тот, кто вышел, был под наблюдением, — запирать вас не за что. Она умерла три часа назад. Отрезана грудь, лицо изуродовано, руки и ноги перебиты. Идите отсюда, тески, нам тут без вас хватает проблем.

Дагфари вызвался сбегать в киоск «Фьори», но Гедимин остановил его, и никто из ремонтников не стал спорить. О том, чтобы зайти в бар, не было и речи. Все хотели поскорее выбраться из города.

Проходя мимо терминала, Гедимин увидел у двери плакат с шестью фотографиями. Поверх одной из них появился чёрный крест. «Джой Флоренс,» — взгляд сармата остановился на соседней, пока не перечёркнутой. «Она тоже… И Лука Бьянко… Лука из „Сю“, мелкий самец?»

… — Эмили? Эмми Конаган? — Кенен на секунду склонил голову, а когда поднял, его радужка была почти чёрной. — М-да… И ещё двое пропавших? Чего в Кларке до сих пор не было, так это маньяков. Очень скверный расклад, парни. Хорошо хоть, что Чарли не повесил это на вас. Сидите на базе. Навряд ли до конца месяца у вас будет много вызовов.

31 июля 27 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

— Спасибо, что смогли приехать, — Питер Фокс улыбнулся сарматам, но улыбка выглядела вымученной. — Со всеми этими происшествиями…

— Тебя тоже затронуло? — спросил Кенен, присаживаясь на диван. Обычно он сразу подходил к кофейному автомату, но сегодня даже не посмотрел в его сторону.

— Меньше, чем могло бы, — ответил Питер, глядя то на сармата, то на забытый автомат — даже человек удивился поведению Кенена. — «Сюаньхуа» и космодром — на другом конце города, никого из нас туда не вызывали ни двадцать третьего, ни потом. Меня, конечно, вызвали на вскрытие… Ладно, не будем об этом. Налейте себе кофе, располагайтесь, как обычно. Мы с Гедимином уйдём надолго. Не так много работы, как возни с дезинфекцией. Эти новые протоколы — додумались же встроить их в автоматику!

— Могу убрать, — предложил Гедимин. Питер усмехнулся.

— Инспекционная служба не оценит ваших стараний. Идите за мной, Гедимин. Сегодня зайдём в лабораторию.

…В госпитале было много прямых коридоров, но доктор Фокс, как обычно, вёл сармата самым окольным путём — то ли не хотел тревожить больных, то ли сам опасался, что его перехватят, и он застрянет на полпути.

— Восемь фотографий на двери, — сказал Гедимин, когда коридоры опустели. — Ещё двое пропавших?

Питер кивнул, и по его лицу пробежала странная волна.

— Восемь. Семеро живы… возможно. Или через пять минут мне позвонит шериф.

— Зачем от неё отрезали куски? — спросил Гедимин. — Пытали?

Человек несколько секунд смотрел на него с недоумением, потом его лицо ненадолго прояснилось, прежде чем снова нахмуриться.

— Может быть, Гедимин. Большая часть повреждений была нанесена при жизни. Большая, но не все. Я подозреваю, даже тот, кто это сделал, не сможет внятно объяснить свои действия. У таких людей мысли ходят странными путями.

— Рокканцы кормят солнце кровью, — пробормотал Гедимин. Питер хмыкнул.

— Вот о чём вы думаете? Исключено. Это делается не так… и к тому же в городе ни одного рокканца.