Шрифт:
Закладка:
Насчёт еды я не переживал: остался практически килограмм сушёного мяса, который я съем в ближайшее время. Ну а потом… Об предстоящем я старался не думать.
Запаковав и крепко всё привязав к рамке, прихватив каменно-костяной топор и на прощание окинув пещеру взглядом — я отправился в путь. Аккуратный спуск с горы по досконально изученной тропинке, затем по протоптанной дорожке до маленького леса, напиться воды, наполнить козьи рога и вот я уже стою рядом с границей скверного леса. На мне лишь стринги из крысиных шкур да рюкзак на спине со всем необходимым. Ничто из этого не исчезнет и не поглотится скверной, но сердце всё равно давило вниз.
Сегодня скверна воспринималась иначе.
В километре позади меня закончился густой ковёр зелёных стеблей, пропали звуки насекомых и прочей жизни. Лишь ветер шумел короткой травой в преддвериях порченого места. А впереди ветер шумел ветвями искорёженных скверной деревьев: они тёрлись друг об друга, как стекло о пенопласт. Вся скверная зона преисполнилась музыкой хаоса, в которой невозможно разобрать игру хоть одного-единственного инструмента. Словно лично для искалеченного дракона свою симфонию играл величайший оркестр, где каждый участник — безумен.
В глубине леса скрюченные ветви деревьев переплетались, закрывая солнца свет. В полумраке мерещились тени. Они не двигались, но стоило лишь моргнуть, как в одном месте исчезали и появлялись в другом. Они прятались за широкими стволами, в перекрученных ветвях, в ползучих корнях.
Я зажмурился, погрузив сознание во тьму. Все эти дни я заходил вглубь скверны на двадцать метров. Но так глубоко, в неизведанность — я и помыслить не мог… но… Это чувство, что скребёт мне сердце — это страх. Хороший страх, ведь я на пороге непознанного и боятся в моём случае — нормально. Но всё равно, следует выбрать.
Я боюсь, или я иду?
— Ты, — я показал на скверный лес правой рукой, а левую положил себе на грудь, — сучья скверна, уже один раз пыталась. У тебя не получилось. Так что будь любезна, засунь в себя же свои же тщедушные попытки напугать.
Звуки нормальной природы остались позади и меня обволокло музыкой скверны, стоило сделать шаг вперёд. Чем дальше отдалялось преддверье, тем громче клокотала порча. Скрежет ветвей заполнял лес, и ничего больше. Но вскоре всё притихло и стало темнее, ветки всё плотнее скручивались меж собой в огромную и плотную деревянную крышку.
Лишь через редкие дырочки проникало немного света. В затхлом сыром воздухе смешался аромат земли, навоза, гнилых яблок и чего-то металлического. А ещё заметно похолодало. Пришлось надеть тунику. Конечно, ноги не прикрыты, но они не так сильно мёрзли. Да и крысиные стринги хоть немного, да согревали.
Километр, два, три, четыре. Сколько бы я ни шёл на север — облик порченого леса не изменялся. Всё те же покорёженные стволы серо-коричневого и тёмно-жёлтого цвета с густо переплетёнными ветвями. Безжизненная земля с одинокими травинками бледно-красного цвета и настолько чахлыми, что едва не рассыпалась пылью от прикосновения.
На пятом километре к деревьям крепились лианы. Через каждые сорок сантиметров из них вырастали по четыре сильно закрученных шипа, похожие на свёрла от дрели, и вгрызлись в порченое дерево. Сами же лианы пульсировали с определённой периодичностью, но пульсация и дрожь шла то вверх, то вниз. Словно эти искажённые древесные паразиты не моги определить, в какую сторону отправлять выкаченный сок.
— Это точно конец пятого километра, — подумал я, ещё раз сверившись с картой и прикинув в уме пройденное расстояние.
Стоя на границе непонятно чего, на расстоянии пяти километров от начала скверной зоны — я отказывался верить своим глазам. То, что я видел, должно находиться на страницах детских сказочек и прочих историй, наполненных дружбой и любовью и где каждый обретёт своё счастье — но не в скверном лесу с разномастными порождениями.
Я стоял, твёрдо упираясь ступнями на безжизненную, порченую землю. Через два метра она заканчивалась резко как обрубленная, сплошной линией по всему лесу с запада на восток.
Там появилась трава, другая. Густые светящейся линии плелись по земле, переплетаясь между собой и плавно огибая торчащие толстые корни. Трава мерцала синим и зелёным цветом слишком тускло, но её было настолько много, что стволы деревьев освещались аж до середины. А уж корни их всюду подсвечены синим и зе…
Перещёлкивая хитиновыми лапками, продолговатая гусеница вынырнула из-под корней и взметнулась вверх по кривому стволу. Я лишь успел мельком разглядеть тело из восьми овальных секций, раскачивавшихся как тёплый жир, и короткий мех болезненно-коричневого цвета с пёстрыми узорами. Морду причудливой гусеницы я не успел рассмотреть, но заметил кое-что другое. И призадумался.
Эту хрень нельзя называть гусеницей, совсем нельзя. У нормальных гусениц лапки микроскопические, их много и крепятся они к нижней части тела — но у этой гусеницы они похожи на ноги крапа и по три пары крепились к верхней части каждого овального сегмента. Это порождение шизофренической фантазии скверны можно сравнить с пауком-сенокосцем, вот только пауки передвигаются с помощью лап, а не одновременно и с помощью лап, и сжимая-разжимая сегментированное тело.
Стоило гусенице пропасть за высокими ветвями, как дерево начало вытягиваться к небу, раскладывая ствол гармошкой. Несколько секунд и из образовавшихся бугристостей выстрелило множество розовато-белых щупалец. Длиной в руку, они по-всякому извивались, пытаясь отыскать добычу. И не найдя, втянулись в ствол. Следом за ними дерево сложилось обратно.
Вдали виднелись группы странных цветов, больше похожих на скопление невысоких пальм. С толстыми, но крайне гибкими стеблями и без листвы. Сами их цветы переливались тусклой радугой и своими лепестками напоминали раскидистую листву пальм. С очень острыми краями листву пальм. Такую листву, которая могла в секунду свернуться трубочкой и скрутится в перестатике, растирая в пыль случайно попавшую на них букашку.
Эти твари всех форм и размеров копошились на светящейся траве, юрко перепрыгивали на корни деревьев и взбегали по стволам. Двух, трёх, четырёх, десятилапые, с хвостами и без, с крыльями и без оных, со всевозможными головами. Словно собрали каждый из существующих видов жуков, разобрали на части и дали больному на всю голову психопату сказав: «Собери себе игрушки сам».
Вдруг глубоко впереди этого непонятного скверного хаоса небольшой участок травы стал менять цвет. Медленно к синеватому и зелёному свечению примешивались жёлтые оттенки. С участка начали исход букашки скверны, будто спасаясь от неминуемой погибели. С минуту участок в десять метров менял свой цвет, пока окончательно не засветился тусклым жёлтым цветом. А сами же травинки вытянулись, острыми концами как штыками смотря ровно вверх.
Минут пять длилось жёлтое свечение. Но потом, так же за минуту — трава окрасилась в привычный цвет, став обычно-мягкой, покладистой и прилипшей к земле. В свой дом обратно потянулись мелкие букашки. Я подошёл вплотную к новой зоне и аккуратно дотронулся до травинок. На ощупь они казались резиновыми: податливо гнулись, и так же податливо возвращались обратно.
Долго мысли гуляли по черепной коробке. Очень долго. Но всё же я решил не рисковать понапрасну и пройти левее. На запад, вдоль границы «волшебного» леса.
Чем дальше я шёл, тем больше открывалось особенностей леса, причудливых созданий и их поведения. Даже встречались десятиметровые участки земли без травы, но с плотным пульсирующим шаром серебристого цвета в центре, практически в метр высотой. Где-то через час, в метрах пятидесяти от границы волшебного леса загорелся жёлтый участок травы. Совершенно случайно на него откуда-то сверху упало порождение, чем-то напоминавшее плоское блюдце. Стоило ему коснуться вытянутой травы и весь десятиметровый пласт мгновенно сжался, обвился вокруг существа и превратился в плотный пульсирующий шар серебристого цвета.
Нет, это не трава. Это больше походит на мицелий гриба, где основная грибница в одном месте, а всё остальное лишь боковые отростки. По тускло мерцающему синим и зелёным цветом мицелию можно пройтись без опаски. Главное о минутном переходе к желтому цвету. Одна минута на смену состояния, пять — на ожидание добычи в жёлтом цвете, и больше пятнадцати — на обычные цвета. Возможно, период покоя длится дольше, но я не мог расхаживать весь день перед сумасшедшей зоной. И пятнадцати минут с лихвой хватит на жалкие десять метров.
Решившись — я шагнул внутрь разноцветной порчи, продолжая
