– Что с тобой случилось? Мне вызвать врача?

– Да нет, все не настолько плохо. Просто небольшой грипп… – соврала Лаура.

– Дело в том месте? Вчера там что-то случилось, верно? Я так и знала, что это место не для тебя. И не говори, что я тебя не предупреждала, – воскликнула Соланж тоном, в котором ликование от своей правоты намного превосходило беспокойство за дочь. Вернувшись накануне вечером, Лаура была слишком расстроена, чтобы сидеть за столом вместе с ней, делая вид, что всё в порядке. Она тут же скрылась в своей комнате, бормоча на ходу невнятные оправдания.

– Мы можем поговорить об этом в другой раз? Голова раскалывается, – пробормотала Лаура, уткнувшись лицом в подушку, еще влажную от слез. И замолчала, ожидая, когда мать уйдет. Даже не видя ее, она прекрасно могла представить себе гримасу раздражения на ее лице.

Через несколько мгновений Лаура услышала громкое хлопанье двери, и в комнате снова воцарилась темнота.

Конечно, у нее не было никакого гриппа, но ее самочувствие и вправду оставляло желать лучшего. Она не собиралась ехать в университет. Если уж на то пошло, у нее не было сил даже на то, чтобы встать с постели. Лаура просто хотела закрыть глаза и уснуть, так надолго, насколько это возможно, оттягивая столкновение с пугающей реальностью, ждавшей ее за пределами этой темной комнаты. Но знала, что этого не случится. Мысли, от которых она не могла уснуть всю ночь, снова овладели ею – и не собирались так просто отпускать ее.

Лаура все время воспроизводила в памяти эту сцену: она протягивает руку к детям, остановившимся на светофоре, и тут замечает их одежду из другой эпохи, а мальчик поворачивается назад, показывая лоскут ткани со Звездой Давида, пришитый к его рукаву… И каждый раз ее осеняло ужасное, сокрушительное осознание: они не настоящие. Это объясняло, почему никто, кроме нее, не видел их поблизости и как им удавалось буквально растворяться в воздухе. Лаура прижала колени к груди, свернувшись в позе зародыша, и слезы снова начали стекать по ее лицу. Она дрожала, как осиновый лист.

Что же с ней происходит? «Дар» никогда не заставлял ее видеть то, чего не было. Конечно, иногда он вызывал у нее видения, но это были не более чем вспышки, и она никогда не путала их с реальностью. А вот эти брат и сестра… За все это время у нее не возникло ни малейшего подозрения насчет того, что только она одна видит их. Даже теперь, когда Лаура знала, что они не могут быть настоящими, она с трудом могла в это поверить.

Но кем же тогда они были? Призраками? Галлюцинациями? Самым мрачным и неприкрытым ее страхом было то, что «дар» рано или поздно ввергнет ее в безумие. Она что, сходит с ума? Возможно, она никогда не обладала особыми способностями, и все происходило лишь в ее голове, а «дар» всегда был был ничем иным, как продуктом ее беспокойного разума…

Лаура снова уткнулась лицом в подушку, чтобы подавить рыдания. Это было слишком тяжело для нее, она больше не могла этого выносить. Возможно, единственное, что ей оставалось, – это признать, что она нездорова, и попросить о помощи, если еще не поздно. Наверное, ей давно следовало это сделать; было ошибкой держать все это в себе так долго. Но она была уверена: если б ее мать поняла, что у нее сумасшедшая дочь, она поспешила бы запереть ее в какой-нибудь «дурке» и выбросить ключ, чтобы скрыть от глаз всего мира позор, который Лаура будет представлять для семьи – и для нее в частности.

Только бы понять, что с ней происходит… Боже, как ей хотелось, чтобы бабушка сейчас была рядом! Она была единственной, кому Лаура могла довериться. Когда ей было что-то непонятно и пугало ее в отношении «дара», бабушка всегда могла объяснить ей все в своей обычной успокаивающей манере… Но сейчас, в случае с двумя еврейскими детьми времен правления фашистов, не может быть никакого правдоподобного объяснения.

Или все-таки может? Лаура вспомнила, что у нее всегда было впечатление, что бабушка Аврора слишком много знает о «даре». Она никогда открыто не признавалась, что сама им владеет, но подразумевала, что это так. И сама Лаура была уверена, что унаследовала его от бабушки.

Если это было правдой, то существовала вероятность того, что она не сошла с ума. А если нет, то должно было существовать объяснение. Но какое? Лаура вспомнила разрушительное буйство эмоций, сопровождавшее каждое появление тех детей. Это навело ее на мысль, что на вокзале происходит что-то ужасное, затрагивающее большое количество людей. Но что, если это нечто произошедшее в прошлом, много лет назад? Какой-то инцидент, связанный с преследованием евреев во время Второй мировой войны… Ад на земле – вот какой образ вызывали в ней эти жуткие эмоции. Разве не то же самое испытывали те, кто подвергался жесточайшему угнетению и насилию со стороны фашистов?

Ей по-прежнему было трудно поверить в то, что ужас и страдания, пережитые кем-то более полувека назад, могли настолько пропитать это место, что она до сих пор ощущает их отголоски, – какими бы невыразимо сильными они ни были. И потом, как так получилось, что из всех тех, кто был в этом замешан, ей всегда являлись только эти брат и сестра? Но если это действительно так, то один из возможных выводов заключался в том, что эти двое детей – не сейчас, а давным-давно – действительно существовали. Если выяснить это, можно узнать, больна она психически или нет. Лаура цеплялась за эту надежду как за последнюю точку опоры, которая не даст ей упасть в пропасть. Ведь именно так она себя и чувствовала – висящей на краю пропасти. Либо она быстро выберется из нее, либо ее падение будет безвозвратным.

* * *

Самые яркие события дня: беременная женщина, у которой отошли воды, когда она ждала отправления «Евростара» в Рим; наркоман, поймавший передоз в общественном туалете напротив платформы номер 22; маленькая китайская девочка, потерявшая свою мать в толпе пассажиров, только что сошедших с регионального поезда, и, испуганная и растерянная, сошедшая с платформы и двинувшаяся по соседним путям как раз в тот момент, когда прибывал поезд. Женщина родила прекрасного мальчика, у наркомана произошла остановка сердца в машине «скорой помощи», и он не выжил, а маленькую китайскую девочку в последний момент схватили за шиворот и вытащили с путей.

В общем, скучать не приходилось,