смерти. Свободной рукой он достал из кармана носовой платок и прижал его к носу и рту. «Это его логово, – подумал он. – Вернее, его бойня…» Комната была погружена в темноту, окна закрыты ставнями; единственным источником света были зажженные свечи, расставленные тут и там. Он несколько раз искал и нажимал выключатели, но электричества не было. Когда глаза привыкли к полумраку, он различил порванные обои, влажные пятна на потолке, несколько потрепанных предметов мебели и десятки трупов собак и кошек, разбросанных по полу. С «Береттой» наперевес и бешено колотящимся в висках пульсом он сделал несколько осторожных шагов по старому паркетному полу, скользкому от липкой жидкости, которая, как он не сразу понял, была еще не застывшей кровью. Потом послышались крики. Слабые и приглушенные, они доносились из-за закрытой двери справа от него. Голос женщины, обезумевшей от ужаса. Стараясь не наступать на растерзанные тела животных, он пересек комнату и пнул дверь, на которой красной аэрозольной краской был нарисован эзотерический символ. С другой стороны что-то мешало, и ему пришлось несколько раз ударить по ней, чтобы заставить ее открыться. Дверь вела в узкий темный коридор. На полу лежало еще больше мертвых животных – вот что не давало двери открыться. Крики продолжались, становясь все резче и пронзительнее.

Он вошел в этот темный провал с растущей тревогой, сжимающей горло. На его лбу выступили капельки пота, и он все больше и больше старался сдержать дрожь в руке, сжимавшей «Беретту». Зловоние стало невыносимым. Невозможно было не наступать на тела животных, их было слишком много. Звук, производимый его подошвами, когда он раздавил одно из них, был просто отвратительным. Вскоре он обнаружил, что идет вслепую в полной темноте, прижимаясь плечом к стене, чтобы не потерять направление.

Отчаянные и душераздирающие крики звучали в его ушах все громче и громче по мере того, как он шел вперед. Он вдруг понял, что в них есть что-то знакомое. Вот в чем дело… Голос. Голос принадлежал Аличе. Они забрали ее и теперь поступят с ней так же, как со всеми этими животными. Он еще мог спасти ее, но времени было мало. Он ускорил шаг – и ударился обо что-то ногой. Какое-то препятствие мешало ему двигаться дальше. Он неохотно убрал руку, защищавшую нос и рот, и, затаив дыхание, потянулся в кромешную тьму. Его пальцы шли сквозь нее, пока не погрузились в тепловатую, жирную, кашеобразную материю. Он понял, что это было: перед ним лежала груда трупов животных, которая доходила по крайней мере до его плеч. Он почувствовал непреодолимое желание повернуться и бежать, прочь из этого отвратительного коридора, прочь от всего этого безумия. В этот момент в темноте раздался крик, более резкий и четкий, чем предыдущие.

Он бросился вперед, пытаясь перелезть через наваленные грудой тела. Отталкивался руками и ногами, как сумасшедший, пытаясь подняться, но чем больше дергался, тем больше соскальзывал и погружался в склизкую груду мертвой плоти.

Его охватила неконтролируемая паника. Он барахтался, в его разинутый рот проник неприятный привкус крови и гноя.

В течение нескольких ужасных секунд он чувствовал, что задыхается, затем ему удалось сделать длинный вдох, который вернул воздух в легкие. Задыхаясь, Меццанотте огляделся. Он сидел на кровати в полумраке своей комнаты, обливаясь потом. Кошмар… Это был всего лишь кошмар. Темный коридор, мертвые животные, тошнотворная вонь исчезли.

Тем не менее крики не прекращались.

На мгновение он растерялся, затем вскочил с кровати и на одеревеневших ногах бросился в гостиную, откуда доносились крики Аличе, теперь перемежавшиеся судорожными всхлипами.

Он нашел ее распростертой на кафеле кухни, испуганной и дрожащей. Увидев его, она закричала еще громче, поднеся руку ко рту. Меццанотте понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что его лицо в синяках и все распухло.

– Ничего страшного, – сказал он. – Сегодня днем я был в спортзале и провел несколько раундов…

Все еще оцепеневший от сна и ошеломленный кошмаром, из которого он только что вышел, Рикардо не мог понять, что так ее напугало. Это не могло быть связано с состоянием его лица, ведь она кричала задолго до того, как увидела его…

– В чем дело, Али, что на тебя нашло? – спросил он, склонившись над ней. Только тогда обнаружил, что она сидит перед открытым холодильником, – и проклял себя за идиотизм.

– Т-т-там… – заикаясь, произнесла она, указывая на открытый холодильник.

Всю дорогу Рикардо напоминал себе, что нужно предупредить Аличе, но, находясь в расстроенных чувствах после этого сумасшедшего дня, свалился в кровать сразу после душа, даже не поужинав.

– Они… на этот раз они проникли сюда… – пробормотала Аличе, прижимаясь к нему, когда он помог ей встать на ноги.

– Нет-нет, это не то, что ты думаешь, – поспешил успокоить ее Меццанотте, глядя на завернутую в целлофан мертвую собаку, которую утром запихнул в холодильник, чтобы не испортилась, как советовал Джакомо. – Тут никого не было. Не волнуйся, это не очередная угроза. Эта собака, – добавил он с некоторым смущением, – ну, она моя. Я ее туда положил.

Она смотрела на него так, словно он говорил на не известном ей языке.

– Ну да, я же тебе рассказывал о том парне, который убивает животных на станции, но начальник не воспринимает это всерьез… Скоро мой знакомый проведет вскрытие, а пока рекомендовал хранить пса в холоде. Я не знал, куда еще…

– Ты? Это был ты? О чем ты вообще думал, учитывая все, что происходит с нами в последнее время? Когда я открыла холодильник и увидела этот ужас, я… я подумала…

– Я знаю, извини… Я хотел сказать тебе, как только вернусь, но заснул… Прости.

– Да пошел ты, козел!.. Я испугалась до смерти! – закричала Аличе, набрасываясь на него с кулаками и колотя его по груди изо всех сил.

Рикардо сжал ее в объятиях, пытаясь сдержать эту ярость.

– Прости, прости, прости, – повторял он, ожидая, когда пройдет истерический припадок.

Через несколько минут Аличе успокоилась настолько, что оттолкнула его и ушла в спальню, закрыв за собой дверь.

В ту ночь Рикардо спал на диване.

7

– Лаура!

Вынырнув из беспокойной дремы, в которую она погрузилась на рассвете, измученная после бессонной ночи, девушка открыла глаза. Силуэт Соланж выделялся в тонкой рамке света из полуоткрытой двери.

– Лаура! Лаура!

– Да, мама. Что случилось? – спросила она с ноткой раздражения в голосе.

– Уже поздно, почему ты до сих пор не встала? Разве у тебя сегодня нет занятий?

– Сегодня я точно никуда не пойду. Думаю остаться в постели – я