— Не знаю, что ранит меня сильней: твоё предательство или наивность, — филосовски заключает Лорейн

Я аккуратно, но жёстко убираю её руки с моих плеч и поднимаюсь. Без страха и колебаний встречаюсь со взглядом Лорейн.

— Предательство? — хмыкаю, — Не вижу никакого предательства.

— Ты не считаешь предательством игру против родной матери?

— Ну во-первых верность приходит с любовью, а не с родством. Что ты мне дала кроме интриг и жестокости? Отсутсвие материнской любви — вот самое сильно предательство из всех. Что ты хотела взамен получить? И во-вторых, если с тобой играют нечестно, не вижу смысла придерживаться честной игры.

Лорейн беззвучно охает. Это удар был мной нанесён ровно в то место, где должно было быть сердце.

— Что я ожидала? — удивленно лепечет мать, — А как насчёт благодарности? — почти рычит Лорейн, не в силах сдерживать ярость

— Я сделала из тебя женщину, которой ты сейчас являешься. Я бы могла из тебя сделать пластиковую куклу барби или безмозглую гейшу. Я дала тебе самое лучшее. Я сделала тебя лучше. Я…

— Я не согласна, — твёрдо и уверенно произношу, — Ты сделала из меня свою личную марионетку.

В этот же момент вся кипучая ярость к Лорейн превращается в глубокую печаль по нашим отношениям.

— Разве это лучше, мам?

Лорейн принимает мой удар и её гнев улетучивается. Мы изучаем друг друга в долгом молчании. Мне нечего есть сказать, раз она считает, что поступала правильно.

Но Лорейн снова заговаривает, и её тон, как обычно, отстранённый.

— Было бы лучше, будь ты лучше. — выплёвывет мать, — Что это вообще за детская попытка навредить? Запоздалый подростковый бунт? Я ожидала от тебя большего, Мэл.

— Забрать проект Тайлера было мало?

— Могло быть и достаточно, но… — начинает Лорейн, но я её перебиваю

— А, значит, присвоить себе моё наследство оказалось недостаточно. Да? — от моих слов Лорейн широко раскрывает глаза и резко вдыхает

— Что?

— Не прикидывайся, мам. Я знаю, что отец оставил завещание. И его единственный наследник — я.

— Но… — начинает и сама себя обрывает, — Это ничего не значит. Ты устанешь мотаться по судам. Я не дам тебе выиграть.

— Слишком хорошо знакома с судьями? — хмыкаю

— Больше, чем ты можешь представить. Деньги и влияние решают всё.

— О, неужели? Не думала я, мама, что ты так низко падёшь.

— Нет, моя милая, я не упала. — смеется Лорейн, — Я веду свою игру. А ты в очередной раз совершила ошибку. Ты просчитала лишь на один шаг вперед.

— Ты снова пытаешься меня запугать. Не выйдет. Я больше тебе не верю.

— О, поверь дорогая, лучше бы я солгала. По крайней мере, это было бы менее неловко. Я ведь деловая женщина, а значит беру в расчёт лишь факты, а не слюнявые фантазии.

Лорейн тянется к ящику и берёт копию брачного договора и бросает на стол.

— Ты восприняла брак возможностью, а не ловушкой. Так бы и вышло, если бы вы с Тайлером не были такими ненадёжными.

— Объяснись.

— Хорошо, — благосклонно кивает Лорейн, — Начнём с тебя. Она достаёт кипу фотографий и снова бросает их на стол.

— Разве это похоже на поведение верной жены? — фыркает Лорейн, а я внимательно рассматриваю фотографии, где мы с Ником запечатлены на каждой нашей встрече.

На них нет абслютно ничего компроментирующего. И про встречи все знал Тайлер. Я чиста. От этого на моём лице блуждает довольная ухмылка. Я возвращаю все фотографии на стол и нагло скалюсь матери.

— Все встречи были с одобрения Тайлера. И да, видимо ты запамятовала, но Ник мой достаточно близкий друг. И не только мой, кстати. Так что тут у тебя, увы, промах. Супружеской измены не было.

Лорейн сухо улыбается.

— Видишь, ты думаешь только на один шаг вперед, а не на два. Я уверена, он не бросит тебя, если ему есть, что терять. Но что, если он сможет кое-что получить? — мать ухмыляется и протягивает мне другую фотографию.

На ней изображены Тайлер и Лоранс, они целуются. По их одежде видно, что фото сегодняшнее.

— Они будут из кожи лезть, чтобы впечатлить тебя, но только цель одна: они используют тебя, когда настанет время, — в который раз мать повторяет свои слова, — Помнишь же?

Я смотрю на фотографию холодными глазами и качаю головой.

— Откуда мне знать, что это фото настоящее? Я верю Тайлеру, как себе.

— Мэл, отрицание реальности ничего не изменит. Ты же не ребёнок.

— Даже если это и произошло… Это всего лишь поцелуй. Я должна лично поговорить с Тайлером, и тогда делать выводы.

Лорейн сияет.

— О, это не просто поцелуй, милая. Он означает, что одному из вас удалось свести на ноль все преимущества брачного контракта. Тайлер теперь мой.

Я никогда не видела Лорейн такой довольной. Она питается моим смятением и сомнением, словно вампир.

— Знаешь, — начала Лорейн, — Мне нравится Лора. Она добивается поставленных целей. Это заняло немного больше времени, чем ожидалось, но она вернула Тайлера. Вот она планирует на два шага вперед.

Каждое сказанное слово ранит сильнее предыдущего. Я не верю в предательство Тайлера. Не верю. Я поднимаю взгляд на мать, скрестив руки на груди.

— И? — кидаю безразлично, — Что теперь будет?

— О, я с удовольствием расскажу, — смеется Лорейн, — Если вы не прекратите свои жалкие интриги, я разрушу ваши жизни, вот, что будет.

— И что же ты сделаешь?

— Я просто отдам фотографии репортёрам и они все сделают за меня. Поверь, вам не поздоровится. Твой единтсвенный выход — делать то, что я тебе скажу.

Я молчу, собираясь с мыслями и не свожу с неё пристального взгляда. Однако ярость Лорейн быстро утихает, и она меня обнимает. От её прикосновений холодно и мерзко.

— Ты нужна мне, дорогая, — шепчет мне грустным и ласковым голосом.

Я медленно, нехотя обнимаю мать в ответ. Стареющая кожа Лорейн на ощупь словно висит на её худой спине.

— Все мужчины — козлы и лжецы, — продолжает она, — Они не заслуживают доверия. Только мешают. Есть только мы. Мать и дочь.

Я крепко обнимаю её и глажу по спине, закрывая глаза.

— Возможно, ты однажды и превзойдешь меня, дорогая… Но тебе понадобится много практики и времени на это.

Лорейн хорошо чувствует мою руку у себя на спине, на плече, мою нежную щеку, но не может видеть мой улыбки. Улыбки игрока, который уже на два шага опережает её и готов обрушить на неё месть в полном объеме.

— Прости, мама, но я правда до последнего надеялась, что ты будешь раскаиваться, но… - я