Апельсин и жасмин, а на дне оказались лепестки фиалки. Необычное, но освежающее сочетание. Чай расслабил каждую клетку тела, заполнил теплом изнутри, создавая ощущение, что внутри прорастают цветы той самой фиалки. Кажется, эффект от вгоняющего в призрачную тоску о том о сём чая подействовал лучше таблеток. Выгоревшие стены купе становились все родней, крошки на мраморном столике придавали уютности, а белые смятые простыни и плед в темную клетку так же согревали. Мы общались друг с другом на совершенно разные темы. Я и Эйдан рассказывали о жизни в двадцать первом веке, а Кёртис и Телагея с особенным интересом слушали нас, вдвоём кормя Юнка сушками. Тела восхищалась появлением технологий и качественными игрушками, а Кёртис рьяно ругал нынешнюю политику и сменившиеся музыкальные тенденции. «Как Майкла Джексона мог заменить какой-то Джастин Бибер?!» — наша любимая с Эйданом фраза. Когда из соседнего купе начали доноситься сомнительные звуки, Керт сделал из салфеток беруши, и мы вместе принялись играть в принесённые проводницей карты. К слову, Телагея быстро освоилась, а вот Эйдан…

— Хрюкай, Эйдан, — с усмешкой сказала я, обделённая яркой фантазией со вторым проигрышем Эйда.

Тайлер, в свою очередь наделённый кучей карт, стукнул по столу.

— Да так нечестно! — крикнул он. — Переводной дурак — херня какая-то!

Керт постукивал пальцами, все ещё держа карты при себе, ведь Эйдан проиграл первым в этом раунде.

— На третий раз придумай огоньку что-нибудь пожёстче, светлая, — усмехнулся победно Револ, насмешливо разглядывая Тайлера, чей пыхтящий нос и вправду был похож на поросячью носопырку. — Например, снять весь верх, в такой-то холод. Ощущение будет как после бани.

— Он превратиться в снеговика, и мы сможем поиграть в снежки! — хихикнула коварно Телагея, переполненная азартным возбуждением.

Эйдан умел играть только в обычного дурака. Никогда не игравший с друзьями в азартные игры, Эйд научился играть в карты так, для того, чтобы детям из приюта не было скучно в дождливые дни. По сравнению со мной и Карточным Богом Кертисом Эйдан был просто бессилен, хотя переводной дурак — ещё не самая сложная игра, в которую мне удавалось играть. Хотя, признаюсь, сейчас я встретилась с действительно сильным соперником, который играл в карты с бомжами всю недолгую жизнь — Кёртом. Не зря у него на брюках по бокам серебристей вышивкой изображены черви и ромбы. Он до жути азартный.

— Я уже понял, что для вас это отличный случай подтвердить своё мастерство в картах, — отрезал гневно Тайлер, складывая руки на груди.

— Все мы с чего-то начинаем, — прыснул Револ, подкидывая мне валета, — не бойся, мы никому не скажем, что ты два раза проиграл десятилетнему ребёнку.

Телагея показала Эйду белый язычок и подставила палец к кончику носа. Эйдан, кажется, покраснел от злости.

— Что-то давно я не слышала звуки фермы, — все ехидничала Тела, — хрю-хрю, товарищ Тайлер.

Тайлер, раздраженно цокая, снял ботинки, затем встал на кровать и захрюкал, словно маленький поросеночек.

Постепенно наступил период сна. Конечно, для меня все ещё загадка, как призраки определяют тихий час средь всего черно-синего неба-то. Пока что я остановилась на теории о том, что чем меньше становится облаков и звёзд на небосводе, тем ближе ещё одна ночь. Наигравшись в карты и опившись чаем, мы начали распределяться по кроватям. Телагея выпросила у Кёртиса верхнюю кровать, а он, так и не уговорив ее лечь снизу, где безопасней, устроился там. Эйдан тоже выбрал верхнюю, а я, боявшаяся свалиться во сне, легла снизу.

Желтый свет сменялся на тусклый синий, что облил купе океанским свечением. Гул в вагонах утих, призрачные проводницы последний раз проверили пассажиров. Стал слышен только стук старых колёс о железные рельсы, успокаивающий и клонящий в сон. Он был словно колыбельная — ненавязчивая мелодия внешнего мира, невидимой матери, что пела её тысяче детей. Редкий скрип напоминал безмолвный напев, а басистый гудок — слова «ну же, засыпай скорее». Недавний аромат апельсинового чая с жасмином и фиалками растворился в воздухе, впитался в стены. Укрывшись одеялом, я смотрела в окно, на быстро сменяющиеся пейзажи призрачного Броквена. Голубые фигуры животных и людей скрывались за густыми елями. Склоны облепили дорожки белой дымки. Мелькали частые огни аномальных мест, иногда старинные здания и заброшенные аттракционы. Дымка разных мест окутала опустелые улицы и поля со сверкающими цветами. Дышалось глубоко, легко. Спрятав руки под подушки, вскоре услышала сопение Телагеи и Эйда, а также тихие похрапывания Юнка и Кёртиса. Слушая колыбельную поезда-призрака, я погрузилась в крепкий сон.

Глаза открылись сами собой тогда, когда весь поезд активно путешествовал в пустых снах. Проснулась я от холода и резкой пульсации в грудной клетке. Это была Призрачная брошь. Магические волны стали ненормально темными, даже слишком. Меня это вмиг вывело из сонного состояния. Заметила, что магия крутилась вокруг совсем потускневшей лампочки, что еле-еле освещала купе. Волны окутали всю дорожную келью, ложась синим грузом на голубые туши Особенных, будто пытаясь спрятать их осколки на груди. Чувствуя тревогу, я села, пытаясь её подавить. Достала бутылку с водой и прочистила горло. «Чего не спится?» — так хотелось спросить у волн, но они были самостоятельной магией, которая общалась только тогда, когда я начну колдовать. Ну и пускай бесятся, наверняка ложная тревога.

Я пыталась заснуть вновь, но веки никак не хотели смежаться. Рьяная пульсация и холод, становящийся сильней, сдавливал грудь вместе с сердцем.

Я снова села, начав болтать ногами и изредка смотреть на исчезающие белые огоньки. Скука и не пропавшая тревога уже надоедали.

Решила заглянуть под стол, рассмотреть всякие жвачки и граффити. Нагнулась и сразу пожалела об этом решении. Темные волны маячили под столом, указывая кончиками на надписи. Чёрный маркер растёкся, превращая рисунки в жуткие изображения: «Отец, освободи нас», «Благослави тебя Отец», «Каждому нужен Отец», «Мы Дети Отца», «Filii Eius». В горле образовался огромный ком, не подпуская сердце к глотке. Пот покрыл тело, в глазах появились фиолетовые пятна. Рядом с надписями было лицо, нарисованное все тем же расплывчатым маркером. Чёрные впадины с белыми зрачками, разинутый длинный рот, острые скулы, запутавшиеся клочки волос и зеленые кляксы вокруг. С боку было подписано, чья это морда: «Лик Отца».

Волны вновь замельтешили, стали окутывать мое лицо. Я почувствовала, что они увидели что-то за окном. Резко вздёрнув голову, я мигом пододвинулась к окну. Как и думала, магия прилипла к окну, переливаясь темными оттенками. Начала всматриваться.

Поезд въехал в очередной лес, далеко от мёртвой цивилизации. Высокие чёрные ели превратили все во мрак, из-за чего мне вообще было мало