пощадила этот дом старинной кирпичной кладки, расположенный вблизи Городского вала. Раньше он, должно быть, принадлежал монастырю, но вот уже почти два столетия здесь заседал суд и выносились приговоры: сначала именем великих герцогов этой земли, происходивших из мекленбургского рода, а затем, в период Веймарской республики и в годы нацизма, «именем народа». Так, во всяком случае, утверждают документы. Благодаря надежным стенам подвала архив уцелел, сохранились протоколы допросов, тексты приговоров и счета палачей.

Из документов, например, явствует, что еще в двадцатые годы одному осужденному отрубили голову. Это был жнец-поляк, которого обвинили в детоубийстве, и, как выяснилось вскоре после казни, необоснованно. Обвиняемый, почти не владевший немецким языком, не мог следить за ходом судебного разбирательства, и лишь во дворе тюрьмы перед эшафотом и палачом он наконец понял, что его ожидает. И тут он пролепетал: «Нельзя ли мне спросить у господина, за что я умираю?» Сопровождавший его на плаху священник, однако, посоветовал: «Смиритесь, сын мой!»

В архиве хранится также судебное дело от 1930 года. В нем бывшему офицеру рейхсвера предъявлено обвинение в том, что он из охотничьего ружья застрелил сельскохозяйственного рабочего-коммуниста. Несмотря на многочисленные улики и неопровержимые свидетельства, доказать убийство не удалось, и преступник был оправдан.

Зато коммунистов и социал-демократов после прихода Гитлера к власти юстиция карала с беспощадной жестокостью.

На тысячу лет был рассчитан этот так называемый третий рейх, кровавое детище нацистов. В войну с ним было втянуто полмира. Через двенадцать лет, когда захватнические орды были разгромлены, рейх наконец рухнул.

Гарнизон вермахта, расположенный в этом городе с пятью воротами, отказался сдаться Красной Армии. В порыве бессмысленной ярости фашисты успели почти полностью разрушить город, прежде чем в апреле сорок пятого там воцарился мир. По счастливой случайности средневековая городская стена с увенчанными зубцами кирпичными воротами выстояла в этом огневом штурме: в ту пору она окружала груды развалин, среди которых поднималось лишь несколько уцелевших домов, в том числе здание суда.

Новые судьи пришли в этот дом, многие из них сами пострадали от произвола гитлеровской юстиции. В своей работе они на первых порах руководствовались одним лишь стремлением к справедливости да классовым сознанием, и это было в то время намного весомее, чем знание статей закона и искусство их толкования. Тогда все еще действовал буржуазный гражданский кодекс. К суду стали привлекать военных преступников, фанатичных нацистских молодчиков, доносчиков. Виновные в смерти так называемых «восточных рабочих» также не могли рассчитывать на снисхождение, и все это одобряли. Работы у новых судей было много, и они себя не щадили, но все же рука правосудия настигала не каждого преступника.

К связке дел за сорок пятый год подшит протокол, в котором значится, что такого-то числа у прокурора побывали Ирена Янковская и трактирщица Анна Прайбиш, по мужу Нойман, обе проживают в Хорбеке. Они просили разыскать некоего Владека Янковского, дальнего родственника Ирены. Этот человек, по их словам, вынужден был в последние часы войны скрываться от СС, однако исчез из своего укрытия и, вероятно, был убит. Накануне вступления в Хорбек Красной Армии в деревенской церкви ночью слышны были выстрелы и крики, очевидцы могли бы это подтвердить. Следствием действительно было обнаружено несколько пулевых отверстий в церковной скамье и следы крови на каменных плитах пола, однако судьбу Владека Янковского выяснить не удалось.

Кое-кто из преступников еще долго разгуливал на свободе, как, например, тот врач, которому даже не понадобилось скрываться под чужим именем. Его звали Майер, а такая фамилия в стране не редкость. Он обосновался с женой и детьми в прекрасном доме в отдаленной деревне на берегу реки. Майер слыл уважаемым человеком, и больные, доверяя ему и его искусству, издалека ездили к нему на прием на протяжении многих лет. Однажды выяснилось, что он работал врачом в концлагере и отправил в газовые камеры десятки тысяч людей, хотя позднее с помощью уколов и рецептов ему удалось спасти жизнь, пожалуй, не одной тысяче человек. Что тут было высчитывать и взвешивать: его приговорили к смертной казни.

Такие дела в пятидесятые годы в окружной суд попадали редко, в основном он занимался хищениями и спекуляциями. При открытой границе в ту пору постоянно наезжал всякий сброд по своим темным делишкам. Это наносило ущерб экономике, население испытывало нужду в тех или иных товарах, и поэтому пришлось решительно бороться со всеми проявлениями безответственности. О некоторых подобных случаях рассказывают архивные документы, сохранившиеся в подвале суда.

Так, например, много толков вызвал приговор, вынесенный в пятьдесят третьем году, когда на два года тюрьмы был осужден управляющий народного имения в Б., прекрасный агроном и известный животновод. Поданная им апелляция была отклонена. Пока он находился в городе на совещании, в имении сгорела рига с зерном. Пожар вызвала неисправность в электропроводке, которую давно никто не проверял. Управляющего обвинили в халатности и заставили отбывать наказание.

В это же время по обвинению в растрате в тюрьме сидел руководитель школы молодых активистов. Этот юноша вздумал накормить бесплатным гуляшом участников окружной молодежной конференции и без соответствующего разрешения велел заколоть одну из двух свиней, которых откармливали на школьной кухне. Свои действия он пытался оправдать «указаниями сверху», однако имен назвать не пожелал. Судьи не проявили к нему снисхождения.

Правда, в документах за пятьдесят четвертый год значится, что уже через три месяца обвиняемый был освобожден. Рассказывают, что некое высокопоставленное лицо из Союза немецкой молодежи заявило энергичный протест против несправедливого приговора, но, скорее всего, это легенда — в бумагах это лицо не фигурирует.

Кстати, сейчас, спустя двадцать лет, бывший молодой злоумышленник является заместителем министра.

Вскоре приняли новые законы, времена изменились и с ними — меры наказаний и мотивы преступлений. От нужды никто уже больше не ворует, зато юристам наших дней, дипломированным детям рабочих и крестьян, довольно часто приходится сталкиваться со случаями злоупотребления властью, хулиганства и отвратительного стяжательства.

2. Узкая и крутая, как в старинных башнях, каменная лестница соединяет этажи здания, за долгие годы ступеньки ее стерлись. Сколько людей поднималось по ней, виновных и невиновных, правых и неправых. Что они ощущали при этом?

Друскату казалось, что он не испытывает страха, и все же он почувствовал некоторое смущение и подавленность, когда, поднявшись по лестнице, наконец зашагал по выкрашенному в светлые тона коридору, ведущему в прокуратуру. Освещение было необычным, дневной свет проникал из глубоких ниш, пробитых в каменных стенах, и ложился на плиты пола причудливым узором.