рубашку какой-нибудь грязный лист. Если на дороге была лужа, единственная лужа на много метров вокруг, то Платон обязательно наступал в нее, из-за чего на его ботинках оставались пятна и грязные разводы.

Я искренне надеялась, что с годами у него это пройдет, но — зря.

Что касается Лукьяна — он единственный мог бы дать Гордею Змееву сто очков форы, потому что в ходе бесконечной беготни, драк и летающих туда-сюда боевых заклятий он умудрился избежать даже крошечной зацепки.

Наверняка это были какие-то фокусы со временем. Обычный человек просто не способен был не извозиться в грязи по уши в подобной ситуации.

Все взгляды устремились ко мне, неловко ковыляющей к карете в жмущих мне туфлях, и я как раз собиралась спросить, что они все тут забыли, но подпрыгивающая от какого-то только ей одной известного восторга Надя опередила меня.

— Правда Дафна отлично выглядит? — радостно спросила она.

Ну, ты это зачем сказала-то, а?

Может, там были исключительно благие порывы, и Надя очень хотела поддержать меня, вынудив мальчиков отсыпать мне комплиментов, вот только надо было понимать, что она выбрала для этого не тех мальчиков.

Я услышала как Евжена позади меня хлопнула ладонью по лицу.

Гордея Змеева очень показательно перекосило. Он наверняка хотел высказать свои соображения по поводу моего внешнего вида, но, бросив быстрый взгляд в сторону лениво покачивающегося на пятках Платона, чье выражение лица не обещало ничего хорошего тому, кто скажет, как я в действительности выгляжу, передумал. У него на глазах навернулись слезы от едва сдерживаемого возмущения. Должно быть, он прикладывал последние силы к тому, чтобы промолчать.

Эх, скажи спасибо, что меня не украсили высушенными желтыми гвоздиками из тех, что ты на днях подкинул нам под дверь. Не то я бы сказала, что ты мой личный стилист, и от этого позора было бы не отмыться до конца жизни.

Платон мрачно оглядел меня от земли до макушки.

Лукьян уставился немигающим взглядом в область декольте, сразу определив главный недостаток моего внешнего вида.

Иларион неловко закашлялся.

— Платье почти что белое, волосы на парик смахивают и пудры в пять слоев. Петли на шее только не хватает для полного комплекта, — наконец фыркнул Платон.

— Вот и я тоже самое сказала, — подхватила я.

— Сразу видно, что вы родственники, — пробурчал Иларион.

— Это мое платье! — возмутилась Евжена.

— И зачем тебе такое платье? — прищурился Платон. — На случай, если тебя хоронить придется?

— Оно кремовое, а не белое! — возмутилась Надя.

— Да какая разница, какого оно цвета, если это прошлогодний фасон, — наконец не выдержал Гордей Змеев. — Моя тетя прошлым летом еще как раз такое выкинула, потому что их больше никто не носит. Прислуга если только.

Повисла оглушительная тишина.

— Дафнюшка отлично выглядит, — Платон мгновенно развернул свое мнение на сто восемьдесят градусов. — А тебя, неудавшийся модник, вообще никто не спрашивал.

— Спрашивали всех! И мне нет до вас никакого дела, ясно? Это же не я буду перед императрицей позориться в прошлогоднем платье.

— Если ты заявишься на прием к маме в платье, то прошлогоднее оно или нет, ее заинтересует в последнюю очередь, — философски отметил Иларион.

— И как я только оказался в вашей компании.

— Вот именно, никто никогда тебя не зовет, а ты тут как тут.

— Надо его хотя бы перекрасить заклинанием, тебя репутация твоей сестры вообще не волнует? Зеленое еще нормально будет выглядеть, а так просто мрак. Спасибо мне скажи лучше, что хотя бы у кого-то тут есть вкус!

— На шею и правда что-то нужно, — продолжала причитать Евжена.

У меня разболелась голова.

Поэтому я уставилась на единственного человека сохраняющего хладнокровие.

На Лукьяна.

Заметив мой взгляд он вопросительно приподнял одну бровь.

Пользуясь тем, что внимание переключилось с меня на обсуждение последних модных тенденций я приблизилась к Лукьяну, встав так, чтобы он загораживал меня ото всех остальных. Конечно, у него не было таланта Евжены управлять своими и чужими эмоциями, но, как я заметила, он редко терял самообладание, поэтому рядом с ним всегда ощущалось некоторое спокойствие.

— Совсем плохо выглядит? — шепотом спросила я.

Не знаю почему, но мне казалось, что Лукьян ответит честно, но в то же время мягко и не станет лишний раз упражняться в остроумии за мой счет.

— Рейн права, — сказал Лукьян, бегло скользнув по мне взглядом.

Затем он подцепил что-то под воротником и ловко стянул со своей шеи шнурок с небольшим плоским белым камнем. Лукьян натянул шнурок между руками и уже было шагнул в мою сторону, явно намереваясь накинуть его на меня, но в последний момент передумал и просто протянул на вытянутой руке.

Свисающий камень медленно покачивался и блестел на солнце.

— Возьми.

— А, но ведь это наверное что-то ценное, — растерялась я.

Я сильно сомневалась в том, что Лукьян стал бы носить какое-то случайное украшение. Наверняка это был какой-нибудь амулет. Или фамильное украшение, доставшееся ему по наследству. Конечно, я могла взять его и даже спокойно надеть, ведь никаких отличительных гербов и печатей на нем не было видно, но не слишком ли это?

Что, если с моим везением я потеряю его или сломаю? Или на меня из-за угла нападут разбойники и украдут его?

Я вообще смогу возместить его стоимость в таком случае?

Глаза Лукьяна сверкнули, как бывало всякий раз, когда он принимался дурить окружающих. Мы пока все еще не так уж хорошо знали друг друга, но я уже начинала понимать, что именно так выглядит Лукьян, когда он что-то задумал.

— Потом вернешь, — сказал он.

Немного поколебавшись, но так и не разгадав, в чем тут может быть подвох, я все же взяла шнурок и повесила его на шею.

— Мило, — улыбнулся Лукьян.

— Это что, око времени? — прошипел привлеченный нашим разговором Гордей Змеев.

Он уставился на камень на моей шее так, словно там сидел таракан.

— Это просто лунный камень, — закатил глаза Платон. — Протри глаза.

— Да нет же!

Лукьян предпочел как и всегда проигнорировать Змеева.

— Вот теперь хорошо выглядит, — подняла вверх большие пальцы Евжена.

— Может быть, мы уже поедем? — с надеждой посмотрела я на Илариона.

И решительно залезла в карету.

Проигнорировав его протянутую руку.

Ой.

Ехать в карете с Иларионом, и я имею в виду находиться с ним один на один в замкнутом пространстве, было очень неловко.

Я внезапно осознала, что на протяжении всего года держалась на расстоянии и всегда взаимодействовала с цесаревичем через кого-то. И он делал тоже самое. Он никогда не обращался ко мне напрямую и предпочитал не оставаться исключительно