на пленника. Раскинув руки в стороны, я громко засмеялась, услышав, как крики ужаса окатили поляну. Деревья, ожив, начали грозно махать ветвями, скидывая с себя дриад. Одни пытались защититься магией, другие бежали, но существа, воссозданные моей силой, хватали их. Корнями они ломали позвоночники и кости врагов, не позволяя им нырнуть под спасительную крону леса.

Спустя мгновение все затихло. Лишь слабые стоны доносились с окраины леса. Михаэля нигде не было, только золотистого цвета кандалы лежали на земле.

Древняя сделала шаг назад. Я чувствовала, что без ритуала жертвоприношения ее магия вряд ли сможет противостоять моей. Леденящий кожу рык раздался высоко в небе, заставив нас с нимфой вскинуть головы – по ночному небу, яростно взмахивая крыльями, летел дракон, стремительно приближаясь. Землю сотрясло, когда он приземлился за спиной и выпустил облако теплого пара. Мое сердце учащенно забилось, когда я взглянула в янтарные глаза. Мордой дракон прислонился к моему животу. Он был поистине огромен – в высоту не меньше десяти метров, фиолетово-черный окрас чешуи блестел в лунном свете, два массивных перепончатых крыла были сложены за спиной.

Выживший дракон. Последний из рода Вознесшихся.

Я почувствовала его любовь, ласку и преданность, от которой сжималось сердце. Ради меня он готов был испепелить этот мир, уничтожить каждого, кто посмеет противостоять нашему счастью.

Повернувшись спиной к зверю, я наблюдала за нимфой. Она, старательно вырисовывая символы в воздухе, пыталась призвать лесных стражей – волков и медведей, созданных из деревьев. Магия, искрившаяся на ее ладонях, моментально тухла, не давая воссоздать даже слабое заклинание.

Я ухмыльнулась. Правую руку обволокла лиана, левая рука заискрилась, взывая огонь. Древняя, яро хлестнув веткообразными когтями по траве, прошипела:

– Кто ты такая?

– Я – Селестия. Дочь дриады и дракона, смерть которых на твоих руках. Я – Селестия. Истинная пара Вознесшегося.

Древняя согнулась, без того огромные дыры вместо глаз стали еще чернее.

– Невозможно… это невозможно…

– Уверена?

Вскинув левую руку, я направила огонь на Древнюю. Та издала протяжный крик и прижала пылающую руку к себе, стараясь потушить.

– Это тебе за смерть родителей и мою покалеченную судьбу.

Вскинув руку еще раз, я направила поток магии в ноги Древней. Поляну окутал запах жженой плоти.

– А это… это тебе за Михаэля.

Дракон, стоявший за спиной, вскинул морду вверх и гортанно зарычал. Подойдя к нему, я прижалась к жесткой шкуре лбом и коснулась ее слабым прикосновением губ. Его жар напитывал мое тело теплом.

– А это – за все то зло, что ты сотворила с моим народом!

Дракон изрыгнул пламя в небо, окрасив небосвод в кровавый цвет. Верхушки деревьев запылали. Пепел, заполонивший собой все вокруг, не позволял дышать полной грудью.

– Уничтожь.

Первородный огонь, в унисон моей магии, набросился на уцелевшие деревья и траву. Дриады, тела которых вспыхнули, словно сухие ветки, опали кучкой пепла. Агония Древних была видна даже сквозь пламя. Огонь Михаэля поглотил всю поляну.

И тогда дракон внезапно повернулся в мою сторону, широко распахнув пасть, и выпустил поток пламени прямо мне в лицо. В глазах существа плясали тени, а на морде вырисовывалась усмешка. Когда пламя охватило лицо и волосы, я закричала, заметалась, чувствуя предсмертный жар, только сейчас осознав, что передо мной стоял не Михаэль.

Глава 39

Михаэль

Твое сердце навсегда связано

с дриадой и континентом.

Сделай правильный выбор, дракон.

Кинув последний взгляд на дворец, я вышел на поляну и обернулся в дракона, стараясь как можно тише взмыть в воздух. Крылья, которыми яростно взмахивал, чтобы добраться до конца земли, дрожали от переутомления. Пламя рвалось наружу в попытке уничтожить все континенты, где властвовали проклятые души.

Отец все рассказал. Мать сделала последний жест перед тем, как кануть в Забвение и оставить все на попечение младшего сына.

Зевс и Бальтаза́р, который некогда был могущественным Высшим, заключили сделку – убить меня и Селестию, чтобы овладеть магией драконов. Отец в их планы не входил – он был слишком слаб. Но демон не учел одного – часть моих сил передалась Селестии, которая сама стала сосудом.

Силу огня Селестия получила от отца, заключившего сделку с мойрами. Подобная магия противоречива для дриад, но моя мать пошла на это, чтобы связать души детей воедино. Ярость жгла нутро – Астрон понимал, что пламя может уничтожить дочь, оставить от ее тела лишь горстку пепла, но благородство взыграло в крови бога.

Освободители, которые начнут новую эру и пробудят первую мойру – вот кем нас видели с Селестией. Наши души насильно привязали друг к другу, и все ради чего? Чтобы разгребать тот хаос, что оставили после себя олимпийские боги. Но я был благодарен матери и Астрону – благодаря их отчаянному, граничащему с безумством поступку встретил Селестию, ради которой был готов умереть.

Облака ледяным потоком скользили вдоль чешуйчатого тела, покрывая тонкой сеточкой инея крылья. Я склонил морду вниз и устремился к сердцу континента, который уже начал проглядываться сквозь горы, служившие верными стражами Пра́нты. С гулом, сотрясая землю, приземлился и принял истинный облик.

Пришлось использовать магию, чтобы отец смог принять мой облик и встретиться лицом к лицу с Бальтаза́ром, который столько лет использовал тело и разум Берта как марионетку, упиваясь его беспомощностью. Я отчаянно верил, что брат образумится и перестанет подпитывать демона ненавистью. Верил, что он попросил изгнать Бальтаза́ра и предложит начать все заново, забыв старые обиды. Но он выбрал другой путь – слабости и гнева, которые погубили его. Сломленная душа Берта слишком слаба, чтобы бороться с собственными пороками. Те, кто сошел с пути, были достойны другого шанса, переродившись спустя несколько лет или десятилетий на одном из континентов, чтобы пройти все заново, минуя ошибки прошлого.

Когда кто-то из драконов, связанных родственными узами, погибал, тело сородича вспыхивало огнем на пару секунд. Я прижал руку к сердцу, почувствовав, как тело охватило огнем. Дважды. Бальтаза́р уничтожил Берта и отца, приняв его за меня. Жгучее чувство, граничащее с болью и отчаянием, захлестнуло, но, лишь сжал кулаки и стал пробираться сквозь слабую поросль деревьев.

«Ты должен сделать это, чтобы остановить войны и спасти ее. Пожертвовав собой, убережешь любимую от гибели. Лишь отчаявшийся дарует свою жизнь тому, кого действительно любит. Запусти новый ход истории, отомстив за всю боль и страдания, что выпали на твою долю».

Эти слова проигрывались в голове раз за разом, вызывая гамму чувств в душе – ненависть, злость, ярость и нестерпимое желание быть рядом с Селестией. Я шел на эту жертву не для того, чтобы доказать другим свое благородство. Шел на верную смерть, чтобы Селестия смогла понять: я буду выбирать ее. Всегда. Независимо ни от чего. Даже если для этого придется умереть.

Перед глазами появился образ Селестии – белые, как снег, волосы, бледная