— Обалдеть, — Женя смотрел на него широкими глазами, — просто обалдеть! А ну-ка попробуй обозвать еще как-нибудь шейха.

— Шейх Аль Тани — козел вонючий, — робко проговорил Шэнли и продолжил стоять, как ни в чем не бывало.

— Невероятно! Нужно будет рассказать об этом остальным. Они в осадок все выпадут. Стопудово!

Женю сковал приступ боли, колени его подкосились, он опустился на пол.

— Что случилось?

— Ничего, все в порядке. Просто мысленно повторил твою фразу и вот поплатился за это. Нужно не забывать про самоконтроль, — Он поднялся на ноги, сплюнул в бассейн и прыгнул туда, — Давай присоединяйся, нам с тобой еще половину бассейна пропылесосить нужно.

Они работали в бассейне до самого вечера, пока не отчистили его до первозданного состояния. Их кожа посинела и стала морщинистой, как у щенят шарпея. Уставшие они отправились отдыхать.

Женя пребывал в хорошем настроении, ему не терпелось рассказать остальным о том, что случилось.

Когда они вошли в спальню, все были на месте и активно обсуждали события минувшего дня. Делились друг с другом впечатлениями о перенесенной боли и аккуратно, чтобы не спровоцировать новую боль, обменивались слухами о том, что случилось с Аль Тани. Догадки Шэнли полностью подтвердились: любимый конь шейха продемонстрировал ему свой дикий нрав и выкинул его из седла. Говорили, что он подлетел вверх на 3 метра и приземлился прямиком на правое колено. Двадцать минут ему потребовалось, чтобы доползти до своей спальни и пройти экстренный курс клеточного восстановления. Мысль о том, что шейх мучился целых двадцать минут принесла всем скрытое едва уловимое наслаждение.

— Мужики, мужики. Вы не поверите, что сегодня произошло, — влез Женя в обсуждение.

Все повернули на него свои головы.

— Ну, попробуй нас удивить.

— Проще показать. Шэнли, ты можешь повторить вслух то, что говорил сегодня про шейха?

Шэнли неохотно подался вперед и медленно, смакуя каждой буквой, продекламировал:

— Шейх Аль Тани — мерзкий и вонючий козел.

Реакция толпы последовала незамедлительно. Парней передернуло, они закрыли глаза и выставили руки вперед, словно пытаясь предотвратить удар по лицу. 10 секунд они провели, корчась от воображаемой боли, после чего, наконец, расслабились и посмотрели на Шэнли с огромным удивлением.

— Обалдеть, — только и сказал Майк.

Остальные молча таращились на Шэнли и неспешно моргали.

— Можешь повторить?

Шэнли так же проникновенно повторил оскорбление в адрес шейха.

Нескольких человек охватила мощная боль, они забились в судорогах. Просто решили провести мысленный эксперимент с этими словами, и он прошел неудачно.

— Ребята, ребята. Спокойно, только не нужно повторять эти слова про себя, — поторопился предупредить всех Женя, — Боль никуда не делась. Можно слушать, но как только начинаешь внутренне соглашаться с этими словами и радоваться им, получаешь люлей.

— А почему с тобой, Шэн, ничего не происходит? — Майлз высказал общий на всех вопрос.

— Я не знаю, сам удивлен не меньше вашего.

Внезапно боль сковала всех, только Шэнли она обошла стороной. Теперь то что?

В громкоговорителе прозвучал голос шейха. Он явно был не в духе после случившегося в тот день:

— Время спать уже наступило. Быстро разошлись по кроватям и прекратили сплетничать. А не то будете до самого утра у меня изучать все тонкости боли!

Ребята затихли и быстро заняли свои койки. Больше они в тот вечер не говорили. Но каждый немного завидовал Шэнли. Они уже и забыли о том, какого это было — думать о чем угодно без параноий и страха перед возможным наказанием. Боль сделала из них дрессированных обезьянок, которые не только делали то, что им говорили, но и думали лишь о том, что им было позволено. Спустя несколько лет такой жизни в их мозгах словно выросла распухшая болезненная мозоль, небольшой островок, куда их мысли боялись забрести, чтобы случайно не потревожить ее. Этой мозолью были скверные мысли о Шейхе и все, что с ним было связано. Со временем их сознание защитило эту мозоль прочным неприступным барьером, который невозможно было преодолеть. В тот день в этом барьере появилась первая трещина.

Сам Шэнли не придавал особого значения случившемуся. Он и злости то, честно говоря, никакой не испытывал к шейху. Ну, сказал про него пару плохих слов, поддавшись аффекту, ну и все. Ни злиться на шейха, ни, тем более, ненавидеть его он был не в состоянии чисто физически.

Ненависть, как известно, была противоположностью любви, сильнейшим чувством. Для такого сильного чувства требовалась хорошая основательная база, куда бы ненависть могла запустить свои длинные отростки. И такой базы у Шэнли не было, она покинула его в тот день, когда он лишился своей памяти. А шейх из человека, который лишил его свободы, жизни, принес унижения и страдания, стал просто человеком, который время от времени заставлял его чувствовать боль. Да и в таком случае виноватым себя чувствовал именно Шэнли, потому что боли можно было и избежать. Нужно было всего-то не думать о шейхе ничего плохого.

Кому понравится, чтобы о нем думали плохо? Шэнли бы это тоже не понравилось. Таким образом, и для поведения шейха он находил обоснования и в каком-то смысле даже мог его понять. А то, что становилось понятым, ненавидеть было невозможно по определению. Так что Шэнли не торопился использовать свою ново приобретенную способность и тайно мечтал о том, чтобы ее не появлялось. Он чувствовал себя неловко перед ребятами, которые терпели боль, пока он прохлаждался в сторонке.

«Может, стоит сходить к Аль Тани, рассказать ему обо всем и попросить вернуть все, как оно было» — было последним о чем он подумал перед тем как уснуть.

Глава 21. Клеточная реконструкция

Последние несколько дней Чжан Вей не важно себя чувствовал. Он ощущал беспричинную слабость, сонливость, сухость во рту, к которой позже прибавился горький привкус, как если бы он положил за щеку лекарство и не стал его проглатывать. Юн Мэй и Тэнси беспокоились о нем и, в конце концов, убедили его пройти клеточную реновацию. Чжан Вей какое-то время упрямился,