яблок, винограда, апельсинов и олив наполняли воздух каким-то удивительным и немного пьянящим благоуханием.

С гиканьем и присвистами всадники проскакали по улочкам и лишь на мгновение задержались возле массивных ворот цитадели, остановленные караульными воинами. Один из них – такой же высокий и светловолосый, как и Олаф, не сразу узнал своего соплеменника. Когда же он признал его, то не замедлил отпустить в адрес земляка и его спутников несколько сальных и едких шуточек на невероятной смеси франкского и каталонского наречий, обильно сдобренных выразительным и певучим скандинавским акцентом.

– Я-то, к твоему сведению, – насупился Олаф, он видимо не привык к тому, чтобы в его адрес так отхаживались прибаутками. – Так вот, буквально через полчаса я освобожусь и не замедлю наведаться к донье Урраке и ее девочкам, а тебе, Гуннар, придется в одиночестве гонять одноглазого змея правой рукой до самого утра, пока новая смена не придет в караул!..

Гуннар возмущенно засопел, но ничего не ответил своему товарищу, который громко захохотал, радуясь своей удачной шутке-контратаке, пришпорил коня и въехал в цитадель через главные ворота.

Они спешились возле большого каменного крыльца дворца. Олаф пошел впереди, а Арнульф засеменил следом, стараясь не отставать от его широкого шага. Они поднялись на второй этаж, и пошли по длинному полутемному коридору, освещенному переливчатым и мерцающим светом факелов, укрепленных на стенах. Стражники, стоявшие на постах, бросали причудливые тени и застывали в строгих позах, едва Олаф равнялся с кем-то из них.

Возле одной из дверей скандинав остановился и, постучав трижды, раскрыл и заглянул внутрь комнаты, после чего, повернулся к Арнульфу и сказал:

– Его светлость ждет тебя, англичанин…

Арнульф выдохнул и, осенив себя крестом в душе, вошел в полумрак помещения, освещенного светом пылающего камина. К его удивлению, в комнате царила прохлада. Камин, как он догадался, играл роль освещения, но никак не обогревателя.

Граф сидел к нему спиной в кресле.

– Прошу вас, мэтр… – приветливым голосом и, не оборачиваясь, произнес он. Он жестом указал на соседнее кресло, стоявшее справа от него. Англичанин учтиво поклонился и сел. Граф смотрел на огонь, полыхающий в камине, в его глазах отражались сотни искр. – Как вам сегодняшнее действо? – Поинтересовался он у Арнульфа. – Вам, мэтру-юрисперитусу, надеюсь, уже приходилось присутствовать на оммаже государю? – Он выжидающе посмотрел на гостя.

Арнульф поежился – словно мороз по коже пробежал. Собравшись с мыслями – ему не переставало казаться, что он уже где-то слышал этот голос, да и черты лица, мимика и что-то едва уловимое в облике графа было ему знакомо. Вот только где и когда он мог видеть этого сурового и властного человека? Убей Бог его душу, но он никак не мог вспомнить, хотя руку готов был дать на отсечение, что знает его и причем – весьма прилично!

– Да, ваша светлость… – он собрался с мыслями и ответил графу. – Мне неоднократно доводилось бывать на подобных церемониях…

– Тогда, должно быть, – Филипп с каменным выражением лица произнес собеседнику, – вам сегодня было несказанно грустно…

– Отчего же, сир?.. – Арнульф и не заметил, как у него изо рта вырвалось обращение, допустимое только к высшим сеньорам, ведь так называют королей или властителей независимых земель.

– Вы оговорились… – грустно улыбнулся граф, – вернее сказать – опоздали. Теперь я всего лишь светлость, а не сир…

– Прошу меня простить, – Арнульф почувствовал снова себя в «своей тарелке», ведь речь зашла о юридических тонкостях, – для ваших вассалов, ваша светлость, вы – сир, а вот для вашего сюзерена – короля Арагона вы и в правду – ваша светлость.

Граф удивленно покачал головой и задумчиво произнес:

– Откуда же мне знать все эти тонкости. Я ведь простой мелкопоместный нормандец, да и то в прошлом…

Произнеся последнюю фразу предложения Филипп закрыл глаза, опасаясь того, как бы Арнульф не заметил его неуверенности. Но, слава Богу, англичанин увлекся рассуждениями о тонкостях феодальной иерархии. Филипп с напускным интересом выслушал его и, примерно через полчаса его монолога сказал:

– Ваш сюзерен, наверное, будет расстроен…

Арнульф встрепенулся:

– Чем же, сир?..

– Да тем, что его вассал… – граф поправил себя, – бывший вассал стал вассалом другого короля.

Арнульф немного растерялся, но быстро собрался с мыслями и произнес:

– Честно признаюсь, сир, да…

– А мне как-то плевать, знаете ли… – граф сам разлил вино по хрустальным кубкам тонкой византийской работы и, протягивая один из них Арнульфу, усмехнулся одной половиной своего лица, тогда как другая половина оставалась неподвижной и страшной маской.

– Тем не менее, сир, – Арнульф с поклоном принял кубок и едва пригубил вино – оно было восхитительным на вкус, произнес. – Согласно закону вы, граф, все еще остаетесь вассалом его величества короля Англии и герцога Нормандии.

– Опа… – удивился Робер. – Каким же, простите, боком?..

– Арнульф залпом выпил вино, вытер губы рукавом и взахлеб начал говорить:

– А вот каким, сир! Вы, когда уезжали из Нормандии, не удосужились провести процедуру отказа от оммажа. Значит, вы все еще вассал Генриха и все, что завоевали здесь, обязаны принести ему в дар, чтобы он, то бишь король Англии, вам торжественно вручил в качестве лена!..

– Эк, как ты завернул! – Граф стукнул кулаком по столу, но, внезапно сжал его в кулак и задумался, устремив взгляд куда-то в пустоту. Потом, он усмехнулся, посмотрел на англичанина и произнес. – А это весьма интересно и интригующе… – он забарабанил пальцами по резному подлокотнику кресла. – Весьма интригующе. Стоит задуматься, при оказии…

Арнульф возгордился собой, ведь ему, как он подумал, удалось вселить в сердце графа неуверенность и, возможно, принести английской короне богатые владения за Пиренеями. А это, как ни крути, очень серьезное дело. Тут король может и отблагодарить так, что Гуго де Биго станет у него на побегушках, а не он…

Арнульф снова напрягся – ему показалось, что голос графа, все-таки, ему знаком.

– Ваша светлость, – начал он издалека, – ваш могущественный родич передает вам свои поздравления и надеется, что ваше родство с этого момента будет только крепнуть…

– А, значит, до этого момента мессиру Гуго было наплевать на меня, мои проблемы и бедствия моего рода? – усмехнулся граф, барабаня пальцами по подлокотнику.

Англичанин смутился и растерялся – уж очень прямым и откровенным был ответ графа. И, самое смешное, что он был прав, ведь де Биго в буквальном смысле бросил, забыл и наплевал за своих захудалых родичей, предоставив их на растерзание соседям и алчным королевским чиновникам, а теперь, когда Робер возвысился и заблистал красками богатства и знатности…

– Отчасти я с вами соглашусь…